Итак, статья в «Вашингтон пост» (Whenever America is in crisis, Russia is its whipping boy) вызвала предсказуемые возражения, – попробую тут суммировать.
Прежде всего, основная аудитория, для которой статья предназначена, – это американцы, читатели либеральных СМИ, устроивших из подозрений об участии российских хакеров в предвыборной борьбе 2016 года нескончаемый антироссийский шум. До этой аудитории важно было донести мысль, что «проблема Трампа» – прежде всего американская проблема, а Россию можно (и – в ее нынешнем виде – нужно) критиковать за многое, но не формировать из нее образ «темной силы», которая плоха уже потому что она Россия. С темной силой невозможен никакой диалог ни сейчас, ни в будущем; неважно, кто будет ее возглавлять и как она будет устроена. Судя по комментариям на сайте ВП, аудитория именно та, хотя большинство комментаторов посыла не поняли: в качестве реакции там в основном перечисляют грехи России при Путине и дальше в прошлое, – думая, что это и есть объяснение нынешнего состояния американских дебатов. Возразить на это можно вопросом «почему именно (и только) сейчас?» Почему американцы обратили внимание на политику Путина именно в последний год? Почему многие комментаторы припоминают события времен СССР (и где они были в период, например, «перезагрузки», – ведь это прошлое уже было?).
Российские комментаторы (либерального лагеря) пишут о «путинферштеерстве» статьи. Им представляется, будто объясняя дискурс внутренней логикой этого дискурса, снимаешь ответственность с России и лично Путина. Вот есть объяснение американской фиксации на русской теме враждебными действиями России, а я предлагаю объяснение через внутренний кризис, который традиционно вызывает обостренное противопоставление американского «неамериканскому», лучшим выражением которого служит «российское». Это воспринимается как отрицание самих действий России, хотя я специально упоминаю, что это не так. Да, нынешнее российское руководство многое сделало, чтобы «напомнить» о себе в плохом смысле, – но удалось это только в тот момент, когда в США случился внутренний кризис.
Именно потому, что статья адресована американской аудитории, там лишь немного сказано о российском «использовании Америки», и вообще о России. Обратиться к россиянам с объяснением их собственных американских фобий все же, согласитесь, проще, чем найти дорогу в американские СМИ. Если кто-то забыл, то может погуглить мою статью 2014 года под заголовком «Почему Россия ругает Америку, но хочет ею стать», – это был текст для россиян. Поставьте их рядом для объемной картинки, – но объемность не влазит в газетный формат.
Наконец, статья не написана для Кремля или для Белого дома, она не имеет целью «помочь политике разрядки» (это было бы неплохо, но такое не задумывалось). Существуют другие рамки диалога, помимо политической повестки дня, и попытка объяснить, как работают взаимные образы может (я надеюсь) поспособствовать преодолению нынешнего печального состояния – in the long run.
