После инцидента с Су-24М Турция сразу же обратилась за поддержкой к союзникам по НАТО. Россия не использовала публичную апелляцию к своему военно-политическому блоку для давления на турок. Научный сотрудник центра постсоветских исследований ИМИ МГИМО Юлия Никитина рассказывает, чему может научить ОДКБ и НАТО история со сбитым Турцией российским самолетом.
Вопросом относительно поддержки союзников по военной организации задается в последнее время не только Турция, сбившая российский бомбардировщик Су-24 и попытавшаяся получить одобрение своих действий от НАТО. У России тоже есть военные союзники по Организации Договора о коллективной безопасности, о чем почему-то вспоминают только в момент кризисов или совместных учений. Как правило, обывателей интересует один и тот же вопрос: почему союзники по ОДКБ не отреагировали должным образом на ту или иную кризисную ситуацию взаимной поддержкой — хотя бы на уровне заявлений? Значит ли это, что в ОДКБ, в отличие от НАТО, нет блоковой дисциплины и что военный блок постсоветских государств неэффективен? Ответ здесь не столь однозначен.
Действительно, если вспоминать более ранние прецеденты, то союзники России по ОДКБ не признали независимость Южной Осетии и Абхазии, достаточно осторожно высказались по поводу присоединения Крыма, но отношение российского руководства к отсутствию политической поддержки было очень спокойным. Так, в 2011 году президент Дмитрий Медведев следующим образом объяснил позицию России относительно поддержки признания независимости Южной Осетии и Абхазии: «Когда это все произошло, я собрал ОДКБ, позвал своих товарищей и говорю: «Вы знаете, такое очень тяжелое решение мне пришлось принять. Я вам прямо говорю, я от вас ничего не жду, потому что я понимаю, сколь сложными для вас будут подобные решения. У многих из вас есть территориальные проблемы, у всех у вас есть экономические проблемы, мы все живем в довольно сложном взаимно дополняемом мире. Поэтому я вас ни к чему не призываю. А наше решение окончательное и бесповоротное. Но это не значит, что я к вам обращаюсь с просьбой признать эти новые субъекты международного права. Признаете — ваше дело, не признаете — ничего в нашей позиции не изменится».
Важно понимать, что отношение российского руководства к блоковой дисциплине скорее отрицательное, и эта позиция отличается последовательностью. Так, в выступлении на пленарном заседании совещания послов и постоянных представителей России в июле 2004 года Владимир Путин отметил, что «из международной практики все больше исчезает жесткая „блоковая“ дисциплина, а там, где ее пытаются оставить, такие попытки обречены, точно совершенно обречены на провал». Эту же мысль российский президент повторил в ходе «прямой линии» в апреле 2014 года: «блоковая система мира давно себя изжила», добавив, что по сути страны НАТО отказались от части своего суверенитета ради блоковой дисциплины. То есть жесткая блоковая дисциплина воспринимается Россией как посягательство на суверенитет своих союзников.
И здесь у нас нет двойных стандартов: мы осуждаем блоковую дисциплину в НАТО, где США нередко навязывают свою волю своим европейским союзникам, но одновременно Москва и не пытается «продавить» через ОДКБ коллективные заявления в поддержку собственных действий, признавая право наших союзников на собственное мнение.
А далее возникает вопрос: как же тогда трактовать многовекторность внешних политик стран ОДКБ, которые в связи с инцидентом с российским СУ-24 пытаются занять нейтральную позицию по отношению как к России, так и к Турции? Считать ли это признаком неэффективности постсоветских региональных организаций в лице ОДКБ и Евразийского экономического союза? Значит ли это, что Россию не уважают в качестве сильного регионального лидера? Ответ заключается в том, что сравнивать ОДКБ и ЕАЭС с НАТО и ЕС с их солидарностью бессмысленно, потому что страны-члены этих западных объединений действительно готовы отказаться от части своего суверенитета либо в пользу наднациональных структур, как в случае Евросоюза, либо в пользу страны-гегемона, как в случае НАТО. Члены же ОДКБ и ЕАЭС получили независимость совсем недавно по историческим меркам и делить свой суверенитет с кем бы то ни было пока не готовы, поэтому и блоковая солидарность по западному образцу вряд ли сможет сформироваться в ближайшем будущем.
Это не лучше, и не хуже, чем у стран трансатлантического сообщества, это просто по-другому. И эффективность постсоветских организаций, соответственно, нужно измерять совершенно по другим параметрам, чем эффективность НАТО или ЕС.
Случай же с Турцией выявил обратную сторону блоковой солидарности: проблему индивидуальной ответственности. Согласно многочисленным исследованиям процессов принятия решений, коллективные решения всегда более радикальны и рискованны, потому что у всех участников есть ощущение, что ответственность за последствия разделена. А когда решение индивидуально, то за последствия придется отвечать уже в одиночку.
Однако Анкара поступила ровно наоборот: приняла рискованное решение самостоятельно, а ответственность попыталась разделить на весь блок НАТО, впрочем, с весьма сомнительным результатом. Возможно, настало время и для НАТО оценить, нужна ли государствам-членам Альянса такая «блоковая солидарность».
