Иностранные политики – не частые гости на Северном Кавказе. Уже в силу этой причины визит президента Палестины Махмуда Аббаса в Карачаево-Черкесию (КЧР) приковал к себе внимание экспертов и журналистов. Каково его значение для российской внутренней и внешней политики? Однозначного ответа быть не может. Сам по себе визит Аббаса в КЧР вряд ли сильно повлияет на российскую политическую динамику, хоть внутри страны, хоть на международной арене. Другое дело, рассмотрение визита, как составной части более общих процессов.
Во-первых, Северный Кавказ остается одним из наиболее неспокойных регионов внутри России. Отсюда и то внимание, которое он привлекает со стороны зарубежных государств, а также различных негосударственных и сетевых структур. В конечном итоге, преодоление севеокавказской нестабильности- это вопрос о состоятельности РФ, как государства. Не будем забывать, что на Северном Кавказе сосредоточено значительное мусульманское население, имеющее обширные и разнообразные связи со странами исламского Востока. На фоне «арабской весны» и в особенности продолжающегося гражданского противостояния в Сирии Москва опасается того, что ближневосточный «пожар» может перекинуться на Кавказский регион и Поволжье. Отсюда заинтересованность в сохранении свои каналов влияния на Ближнем Востоке. И если Саудовская Аравия или Катар в сегодняшних условиях вряд ли подходят для такой роли, то Палестина и Иордания могут быть полезны. Тем паче, что многолетний палестинско-израильский конфликт – это один из приоритетов для всего арабского мира. Москва позиционирует себя, как коспонсор мирного процесса. И этого коспонсора палестинцы рассматривают, как некий противовес Западу. С помощью различных контактов с Палестиной (включая и региональный уровень) Москва отправляет на Ближний Восток определенный месседж: она не закрывает Северный Кавказ для внешних контактов, и напротив прагматическое партнерство приветствуется.
Во-вторых, помимо тактических соображений у Москвы есть и стратегические резоны. Внешняя политика РФ имеет и определенное «исламское измерение». Российское руководство опасается усиления исламистских сил и возможности «экспорта» ближневосточного и североафриканского радикализма. Но в то же самое время Кремль хочет играть бОльшую роль в исламском мире. Хочу напомнить, что еще в 2005 году РФ получила статус наблюдателя в ОИК (Организация исламская конференция) и одним из идеологических столпов российской политики является положение о многополярности, которая подкрепляется изнутри «диалогом культур и цивилизаций». Не будем забывать, что российская политическая и гражданская идентичность еще находится в стадиии формирования, а мусульмане составляют значительный процент от общего населения страны. В этой связи конструктивные отношения с исламским миром, в особенности с той его частью, которая не акцентирует внимание, скорее на национальных целях и светских принципах крайне важна. Другой вопрос, можно ли рассматривать Аббаса, как единого лидера Палестины, учитывая непростые отношения его движения (ФАТХ), контролирующего Западный берег реки Иордан и движением ХАМАС, котнролирующим сектор Газа. В какой степени контактов с ФАТХ достаточно? Можно ли считать эффективным российско-палестинские отношения, если в них отчетливо выражен личный мотив? И если нет, то надо иметь в виду и издержки, которые можно понести при выстраивании более глубоких отношений с ХАМАС. В особенности это касается российско-израильских отношений, к которым у Москвы есть свой интерес (кто, как ни Израиль в наибольшей степени готов согласиться с российской оценкой итогов Второй мировой войны и с критикой восточноевропейского «ревизионизма»).
Автор – Сергей Маркедонов, приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)
