Крах радиоэлектронного военного самолета ИЛ-20 с 15-ю членами экипажа на борту, произошел поздним вечером 17 сентября, – не самая большая трагедия за более чем трехлетнюю историю военной интервенции России в Сирию. И этой трагедии, видимо, было сложнее найти объяснение. Это был не технический сбой, как с крахом пассажирского самолета Антонов-26 от 6 марта, когда погибли 32 человека. Самолет скорее сбила зенитная ракета C-200, выпущенная противовоздушными сирийскими силами. Утром 18 сентября министр обороны России первым представил объяснение этой катастрофы, прямо переложив вину на военно-воздушные силы Израиля, предположив, что те использовали медленный российский турбовинтовой самолет как прикрытие для авиационного удара, нанесенного четырьмя истребителями F-16. Израилю понадобилось несколько дней, чтобы опровергнуть это обвинение, поставив русскому командованию несколько неудобных вопросов относительно того, кто несет реальную ответственность за этот случай «дружественного огня». Дальнейшее усложнение этой игры обвинений – это сочетание четырех неудач в исполнении участников российской интервенции.
Первая неудача случилась за день до ракетного удара по ИЛ-20, который по словам российского министра обороны Сергея Шойгу, осуществлял миссию по сбору разведданных в контролируемой повстанцами провинции Идлиб. Особенно, когда массовое наступление сил, верных сирийскому президенту Башару Асаду в этой последней настоящей «зоне деэскалации», – куда различные группы повстанцев, включая остатки Аль-Каиды, отступили – должен был как раз начаться, но был внезапно отозван. Российская пропаганда бросила много виртуальных снарядов на это «гнездо терроризма», а прокремлевские комментаторы получили много головной боли, объясняя смену планов. Причиной этого неудобного отступления стала непоколебимая позиция турецкого президента Реджепа Эрдогана, который встретился с Владимиром Путиным в Сочи после безрезультатного трехстороннего саммита в Тегеране. Эрдоган однозначно дал понять, что Идлиб – вне власти режима Асада. А в геополитических планах Путина стратегическое партнерство с Турцией является куда более важным, чем еще одна «победа» в Сирии, которая не способна вызвать слишком много энтузиазма среди россиян.
Вторая преграда повлияла на отношения России с Израилем, а заявление Шойгу о том, что именно эта страна несет полную ответственность за трагедию и столкнется с «надлежащими мерами», выходит за рамки разумного. Эти слова вызвали волну «патриотических» и исключительно антиизраильских истерик в российских СМИ и соцсетях. Чтобы угомонить эти агрессивные эмоции, Путину пришлось поплатиться политическим капиталом. Генерал АМИКО Норкин, командующий израильскими авиационными силами, представил в Москве расширенный отчет по этому инциденту, который не оставил сомнений в надлежащем проведении атаки израильскими военными. И для многих россиян такие технические детали вряд имеют значение. Шойгу прекрасно осведомлен о желании публики переложить вину на Израиль, и настаивает на своей хитрой заполитизированной позиции, даже если она и ставит Путина в проигрышную ситуацию с обеих сторон. В телефонном разговоре с премьер-министром Израиля Беньямин Нетаньяху Путин намеревался смягчить причиненный ущерб.
Неохотное примирения с Израилем продемонстрировало значительные провалы в поддержке режима Асада российскими военными силами, что вместе составляет третье препятствие для осуществления интервенции. Российские военные советники должны были убедить сирийские ПВО работать синхронизировано с воздушной кампанией России. Впрочем, как выяснилось, не существовало коммуникации между сирийскими ракетными батареями и авиабазой Хмеим, откуда разворачивают русскую эскадрилью. Впечатляющая некомпетентность сирийских войск вряд ли стала сюрпризом, но грубые промахи российского военного командования в обеспечении контроля над воздушным пространством вокруг главной базы очевидны – их было сложно скрыть. Возможно, в попытках исправить эти серьезные промахи сирийских противовоздушных сил, 24 сентября Москва объявила, что будет доставлять С-300 в Дамаск. Упрямство Асада в обвинении Израиля в сбивании ИЛ-20 противоречит его недовольству решением Путина отменить наступление на Идлиб без консультации с ним. Кто получил наибольшую выгоду от всех этих ссор, так это Иран, ищущий повод начать конфликт между Россией и Израилем, а также усилить контроль над режимом Асада.
Тем не менее, неудачей, которая еще долго будет давать о себе знать, стала провальная попытка повлиять на несколько запутанную политику в отношении Сирии со стороны США. Российский министр МИД Сергей Лавров продолжает стоять на том, что главная угроза территориальной целостности Сирии поступает из восточного побережья Евфрата, контролируемого сирийскими демократическими силами, которыми руководят курды при поддержке американцев. Впрочем, обучение специальных подразделений США на базе Аль-Танф в начале сентября убедили российских военных отказаться от любых новых экспериментов в этом направлении. Очень вероятно, что угрозы США нанести новые ракетные удары в ответ на наступление Асада на Идлиб стали тем, с чем серьезно считался Путин, принимая решение об отмене операции. Прибытие в Средиземное море ударной группы ВМС США во главе с авианосцем «Гарри Трумэном» добавила мощности мерам Вашингтона по сдерживанию агрессивных планов Асада, заодно напомнив о том, что российский флот – лишь незначительная сила в этом театре.
Вместе все эти истории глубоко подрывают стратегическую целесообразность военной интервенции России в Сирию. Путин провозглашал ее победной столько раз, что сейчас уже просто не может позволить признать свое поражение, равно как и не может обосновать экспансию необходимостью развернуть тенденцию накопления неудач и увеличения расходов. Он стремится культивировать стратегическое партнерство России с Турцией, хочет сохранить связи с Израилем (вопреки желанию их руководства), и уж точно не может допустить риска прямого военного столкновения с США. И все же он не может не видеть, что поддержка режима Асада – это дорогое обязательство, которое притягивает Россию в скользкую связь с Ираном. На внутренней арене растрата ресурсов и жизней в далекой Сирии стала главным поводом для недовольства, усиленным уменьшением доходов и сокращением социальных выплат. Москва не может себе позволить еще одну неудачу в невыгодной сирийской затее, и оказывается неспособной предусмотреть их в этой мутировавшего войне, плохо координированной непримиримыми партнерами.
