Путин, конечно, предполагает, что его предупреждения сработали и ограничили удар США по Сирии. Но так ли однозначны предупреждения Вашингтона?
Целую неделю после химической атаки на сирийскую Думу Россия с тревогой ждала, как США накажет режим Башара Асада. Москва всячески отрицала факт преступления, однако никто и не предполагал, что ее заверения разубедят Вашингтон, или даже Париж, предпринимать решительные военные действия в ответ. В конце концов, отрицание ответственности за серию неудачных «гибридных» операций – от сбитого над Донбассом Боинга МН17 летом 2014 года до отравления «предателя» Сергея Скрипаля и его дочери Юлии, – стало визитной карточкой российской дипломатии. Президент США Дональд Трамп обвинил Москву в поддержке «животного» по имени Асад. Поэтому больше всего Россию беспокоила возможность новых санкций или удар по российским объектам в Сирии. Но ракетный ответ США на прошлых выходных встретили в Москве с облегчением.
Теперь можно сказать, что пауза, взятая Вашингтоном перед нанесением ударов по нескольким военным базам и химическим лабораториям в Дамаске и Хомсе (вместе с британскими и французскими военно-воздушными силами), была хорошим тактическим маневром. Пауза помогла рассеять панику в Кремле, где ответной реакцией могло бы стать такое же хаотичное решение, как и во время Карибского кризиса в 1962-м. Пока эксперты-патриоты в РФ рассуждали о потенциальных американских целях для российских контрударов, военные командиры спокойно рассмотрели все риски. Вероятность того, что россияне ударят по американским ракетным платформам, никогда не была реалистичной. Заявления российского посла в Тунисе на эту тему просто были хорошим карьерным ходом. Наоборот, высшие чины продолжали молчать: начальник Генштаба РФ Валерий Герасимов воздерживался от любых угроз. И это несмотря на то, что месяц назад он говорил об ответном ударе по ракетным платформам США, в случае, если штаб-квартира в Дамаске, где работают российские советники, когда-либо попадет под обстрел. Герасимов также никогда не упоминал о поражении таких легких целей, как повстанческие силы, поддерживаемые США.
Владимир Путин использовал паузу для дипломатических переговоров, в которых не было ни необходимости, ни шансов на успех. Президент Турции Реджеп Эрдоган посоветовал свести к минимуму напряжение и поддержал вероятность ответного удара США. В свою очередь премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху напомнил о недавних израильских ударах и дал понять, что усиление позиций Ирана и его влияние в Сирии являются неприемлемыми. Москве пришлось тщательно взвесить плюсы и минусы развития стратегического партнерства с Тегераном, оказывающим наибольшую поддержку режиму Асада.
Если в атаке США на Сирию и было что-то из ряда вон выходящее, так это осторожность, с которой Вашингтон избегал любых иранских объектов в качестве цели. Назначение Джона Болтона советником по национальной безопасности США многие российские эксперты расценили как верный признак предстоящего конфликта страны с Ираном.
После ответного удара на Сирию Путин выступил с кратким заявлением, осуждающим «агрессию против суверенного государства». Это значит, что Россия не собирается поддерживать Асада иными способами, кроме как предсказуемо созывать бесполезное заседание Совета Безопасности ООН. У Москвы были все основания предполагать, что сирийский режим выдержит ограниченный удар. Конечно, при условии, что он не будет сопровождаться более мощными действиями, которые, видимо, рассматривал и даже предпочел бы Трамп.
Вероятно, в Кремле предполагают, что этот удар не является частью более широкой стратегии США в Сирии. Кроме того, возможно, таковую даже не разрабатывают. Эта логика удобна для России: она лишает необходимости реагировать на то, что посол Москвы в США Анатолий Антонов назвал «неприемлемым и недопустимым» оскорблением президента РФ. Тем не менее, это не исключает необходимости сформулировать собственную сирийскую стратегию, которая может выйти за рамки поддержки отвергнутого международным сообществом и осуждаемого в регионе режима. Тот факт, что Турция поддержала американский удар, обусловлен не столько солидарностью с НАТО, сколько глубокой враждебностью Эрдогана к Асаду.
Переживая за предстоящую атаку США, Москва, тем не менее, могла быть спокойна за другое: можно повременить со своим обещанием «жестко» ответить на последние санкции американцев. Обсудить будущие контрсанкции доверили Госдуме, что необычно само по себе, ведь это институт производит много шума, но практически не влияет на политику.
Такие карательные меры, как запрет американского вина, алкоголя и табака в России, вряд ли можно воспринимать всерьез. Но запрет на импорт лекарств может сильно ударить по некоторым группам российских пациентов. Более значимым шагом может стать прекращение сотрудничества в ядерной и ракетостроительной промышленности. Но и здесь российские корпорации понесут больше потерь, чем американские. Российская экономика была потрясена последними санкциями. Но министр финансов США стивен Мнучин заверил, что резкая девальвация рубля не повлияет на госдолг России. Даже мимолетное упоминание о новых американских санкциях в случае поддержки Асада, является сильным сдерживающим фактором в отношении любого расширения интервенции РФ.
Путин может думать, что его предупреждения сработали и ограничили удар США по Сирии лишь символической демонстрацией старых ракет Томагавк с еще более символическим проявлением солидарности союзников.
В конце концов, удары по нескольким военным базам не влияют на тот факт, что войска Асада захватили Восточную Гуту. В ответ США нанесли куда больший ущерб авторитету России, чем повлияли на готовность сирийского лидера истребить всю свою оппозицию. Разрушительная война в Сирии переросла в новую фазу, где Москва застряла в своих обременительных обязательствах и отношениях с квази-союзниками, которые преследуют свои собственные ограниченные выгоды. Риск потерь становится все более высоким.
Вашингтон намеренно спрашивает, готова ли Москва продолжать этот позорный путь. А у Путина для России нет иной дороги, кроме как опуститься еще ниже.
