Политолог Николай Петров о том, какие задачи решает кадровая революция 2016–2017 годов.
Эволюцию российского политического режима можно отслеживать в том числе по лишению различных политических акторов субъектности, вытеснению их за пределы круга активных участников политического процесса. В разное время это были губернаторы и региональные политические элиты в целом, независимые от государства СМИ, «ельцинские олигархи», политические партии… Сейчас впору говорить о системном наступлении на вольницу чиновничества, включая в их число и силовиков.
Лето в кадровой сфере выдалось урожайным. И не столько в плане замен, сколько в плане наказаний – послевкусия замен, которые состоялись некоторое время назад. Начавшийся суд над Алексеем Улюкаевым и объявление сроков наказаний бывшему главе ФСИН Александру Реймеру (8 лет) и бывшему главе ГУЭБиПК Денису Сугробову (22 года). В последнем случае и вовсе речь идет об «организованном преступном сообществе» (ОПС) в составе полутора десятков человек. Идет суд по делу сахалинского губернатора Александра Хорошавина и трех чиновников из его команды, которым тоже вменяется в вину создание ОПС, закончено расследование дела бывшего главы Коми Вячеслава Гайзера и 15 его предполагаемых сообщников, включая арестованного в прошлом году предшественника Гайзера на посту главы республики Владимира Торлопова.
Заметим, что дело ГУЭБиПК – все еще сохраняющейся в системе МВД, пусть и в ослабленном виде, лакомой структуры, осуществляющей контроль за бизнесом, – продолжает раскручиваться. В его рамках, в частности, были задержаны «миллиардер» Дмитрий Захарченко и его бывший начальник Александр Тищенко, а также целый ряд офицеров региональных управлений: московского, свердловского и др.
Наступление на бюрократию
Если субъектность одних акторов падает, то других – может расти, хотя это, как правило, не игра с нулевой суммой. В качестве бенефициара ослабления политических акторов долгие годы рассматривалась как раз бюрократия, и в какой-то момент возникло представление о всевластии чиновников, вошли в обиход термины «суверенная бюрократия» и бюрократура. Заметим, что все последние годы в ответах респондентов на вопрос, интересы каких слоев населения выражает Владимир Путин, бюрократия идет третьей – вслед за «силовиками» и «олигархами», а в совокупности чиновники гражданские и силовые тянут на все 70%.
Между тем уже в середине 2012 г. ситуация начала меняться. Напомним, что в самом начале нынешнего президентского срока и непосредственно вслед за политическими протестами 2011–2012 гг. началось закручивание гаек и в отношении их участников, и в отношении элиты – политической и управленческой, которая в каких-то условиях могла бы, как считал Кремль, расколоться и «пооранжеветь». Были запущены процессы декларирования чиновниками всего и вся, заработали механизмы «деофшоризации» и «национализации» элиты. К контролю со стороны общества это отношения не имело, но позволяло фактически посадить всех представителей элиты на крючок. А леска от этого крючка шла в Кремль, в антикоррупционные совет, комиссию и управление под руководством Сергея Иванова, Евгения Школова, Олега Плохого. В 2014 г. со взятием Крыма и переходом к резкой конфронтации с Западом элита оказалась «повязана Крымом», а к забору внутреннему добавился внешний – в виде санкций и проч.
На этом фоне и происходят весьма серьезные кадровые подвижки, отсчет которым можно вести с июня 2012 г., когда был отставлен с поста главы ФСИН Реймер (в марте 2015-го он был задержан по обвинению в мошенничестве). За ним последовали министр обороны Анатолий Сердюков (ноябрь 2012 г.), глава Службы безопасности президента Виктор Золотов (сентябрь 2013 г.), глава Управделами президента Владимир Кожин (май 2014 г.), глава РЖД Владимир Якунин (август 2015 г.), глава ФСО Евгений Муров (июнь 2016 г.), глава Наркоконтроля Виктор Иванов (июнь 2016 г.), глава Таможенной службы Андрей Бельянинов (июль 2016 г.), глава Администрации президента Сергей Иванов (август 2016 г.). Это только ближний круг президента. А есть еще Евгений Дод из «Русгидро» (сентябрь 2015 г.), Владимир Дмитриев из Внешэкономбанка (февраль 2016 г.), Константин Ромодановский из ФМС (апрель 2016 г.), Михаил Фрадков из СВР (октябрь 2016 г.), Сергей Нарышкин из Госдумы (октябрь 2016 г.), Вячеслав Володин из Администрации президента (октябрь 2016 г.), Алексей Улюкаев из Минэкономразвития (ноябрь 2016 г.)…
Из перечня видно, что переломным оказался 2016 год, на который пришлись две трети знаковых отставок последнего времени. Текущий год дал пока скромные результаты: глава Службы судебных приставов Артур Парфенчиков (февраль) и главный военный прокурор Сергей Фридинский (апрель).
В представленном списке, показывающем лишь верхушку айсберга, не так важно, добровольными, добровольно-принудительными или принудительными выглядели уходы, как то, что они были обусловлены внешними факторами, а пришедшие на смену начальники были внешними по отношению к корпорации. Поэтому, скажем, в списке отсутствует «Росатом», где на смену ушедшему в АП Сергею Кириенко пришел его ставленник и многолетний соратник Алексей Лихачев.
Попробуем взглянуть на общую картину последних лет, носящую во многом беспрецедентный характер и описываемую иногда как кадровая революция. Кто-то из экспертов считает действия Кремля чисто реактивными – ответом на падающую эффективность системы в условиях усложняющихся внешних вызовов, а кто-то видит за ними некую стратегию. В зависимости от этого по-разному может видеться и будущее. Представляется, что происходящее – не столько реактивная кадровая революция, сколько масштабный кадровый маневр для какой-то другой революции. И что нынешнее состояние – переходное, а отнюдь не новое равновесие.
Тактика или стратегия?
Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим для начала на проблемы, стоявшие перед властью в 2012 г. в кадровом измерении: 1) протесты и возможность примыкания к ним части элит в случае их раскола, игра Запада на раскол элит; 2) старение верхушки элиты и предстоявшая масштабная смена поколений; 3) сильные корпоративные интересы, могущие противостоять общим; 4) сокращение рентного пирога и необходимость перераспределения потоков/собственности при перегруппировке элит.
Как ответ на эти проблемы и был запущен проект кадровой революции, который, однако, существенно выходит за рамки решения чисто кадровых проблем и может быть назван путинской перестройкой (ПП). Как и в случае горбачевского оригинала ПП означает масштабные перемены в идеологии, экономике и политике, только направленные в противоположную сторону. Это не единая стратегия, реализуемая по какому-то плану, а совокупность шагов, зачастую разнонаправленных, которые, тем не менее, укладываются в общий вектор. Как и в случае с перестройкой-1, перестройка-2 означает запуск механизмов, которые легко могут выйти из-под контроля со стороны инициаторов.
Вернемся, однако, к списку проблем. Сегодня все они так или иначе решены. Кадровая революция 2012–2016 гг. показывает, что Кремль способен решать проблемы системы, но не может выстроить систему, которая сама бы их решала. Элита подверглась омоложению, но осуществленному путем присадки, а не выращивания снизу. В результате ее ресурс стал более надежным, но лишь на ограниченное время. Вертикаль, жестко встраивающая корпоративные интересы в общий, во многом восстановлена, но как штык, а как говорил еще Наполеон, на штык удобно опираться, но неудобно на нем сидеть.
Какие общие тренды стоят за персональными перемещениями?
1. Централизация как декорпоративизация. Эксперты обратили внимание на уход ряда соратников Путина, причем уход не по-доброму, в достаточно жесткой стилистике. Жесткость стала возможной в условиях конфронтации с Западом и «национализации» элит. А нужна, чтобы заменить не персону первого лица, а всю верхушку корпорации, ослабить корпоративную консолидированность и возможность отстаивания корпоративных интересов в ущерб общесистемным.
2. Более четкое разделение функций между менеджерами и акционерами в верхушке элиты. Оставшиеся на самом верху «совместители» приближаются к модели советского Политбюро: оборона (Сергей Шойгу), ВПК (Сергей Чемезов), нефтянка (Игорь Сечин – Алексей Миллер), Москва (Сергей Собянин).
3. Перестраивание системы, ее переналадка в соответствии с новыми реалиями. Встраивание прежде множественных пирамид в одну моноцентричную. Из общего ряда выламывается (пока?) «Роснефть», остальные гранды на статус «государства в государстве» уже не претендуют.
4. Превращение репрессий в системный механизм кадрового обновления и поддержание относительной управленческой эффективности. Раскручивание маховика репрессий и втягивание в него элит пока не встречают со стороны последних заметного сопротивления и протекают гораздо легче, чем могло казаться.
