В любой отрасли научного знания есть книги, которые принято относить к категории must read — это означает, что все специалисты, интересующиеся той или иной проблематикой, обязаны не просто их прочесть, но так или иначе соотнести свою работу с теми подходами и выводами, которые предложены авторами этих книг. Так, политологи, которые пишут о становлении национализма, не могут пройти мимо «Воображаемых сообществ» Бенедикта Андерсона, а те, кто анализирует механизмы принятия внешнеполитических решений, по сей день отталкиваются от «Сути решения» Грэма Аллисона. В исследованиях политики постсоветской Евразии статус must read, по всей вероятности, надолго будет закреплен за новой книгой Генри Хейла — хотя бы потому, что на сегодняшний день она представляет собой единственное систематическое сравнительное исследование динамики политических режимов всех стран постсоветской Евразии (включая и непризнанные государства, такие как Приднестровье и Абхазия). Но главная заслуга Хейла состоит не столько в широте охвата его работы, сколько в том, что он предложил новые рамки анализа постсоветских политических процессов, которые могут серьезно поменять вектор дискуссий. Исследования постсоветской политики долгое время развивались в нормативном русле, отчасти напоминающем голливудскую логику противостояния «хороших парней» «плохим», демократов и реформаторов — автократам и соискателям ренты. Happy end — победа сил добра — казался логичным исходом (ряд интерпретаций «цветных революций» был выдержан в этом ключе). Последовавшее разочарование побудило многих авторов сменить стиль интерпретаций постсоветской политики на film noir («чернуха»), когда весь регион представлялся исключительно как заповедник хищных посткоммунистических коррупционеров. Рецензируемая книга противопоставляет нормативному взгляду на постсоветскую политику ее позитивный анализ — она призвана объяснить не «как должно быть», а как (и главное, почему) постсоветские политические режимы функционируют «на самом деле».
Хейл, защитивший докторскую диссертацию в Гарварде и ныне работающий в университете Джорджа Вашингтона, получил высокое признание среди специалистов благодаря своим многочисленным статьям и двум предыдущим книгам — Why Not Parties in Russia (2005) и The Foundations of Ethnic Politics (2008). В них речь шла, соответственно, о становлении российской партийной системы в 1990–2000-е годы и о роли этнополитики в процессах сепаратизма в период распада СССР и после. Новая книга, с одной стороны, служит логическим продолжением ряда предыдущих работ Хейла, а с другой — обобщает анализ конкретных аспектов политического развития постсоветской Евразии. Patronal Politics представляет собой оригинальное и целостное исследование постсоветских государств, в фокусе которого — взаимное воздействие формальных и неформальных политических институтов на политическую динамику этих стран. Сами по себе неформальные аспекты политического процесса, равно как и роль формальных институтов (таких как выборы, конституции, парламенты) в недемократических режимах — постсоветских и не только — по отдельности изучались и ранее. Но, пожалуй, лишь Хейл смог предложить убедительное объяснение совокупного влияния этих феноменов на изменения постсоветских режимов.
Хейл рассматривает постсоветские политические процессы, прежде всего, как следствие неформальной «патронажной политики» (patronal politics) (сам Хейл предпочитает вариант перевода «патрональный». См. его статью в настоящем выпуске — Прим. ред.), которая структурируется вокруг материальных вознаграждений и наказаний для членов иерархически организованных «пирамид власти». При этом механизм вознаграждений и наказаний определяется личными связям внутри «пирамид». Политики, находящиеся на вершине этих «пирамид», — патроны — обеспечивают лояльность подконтрольных им клиентов не только в силу наличия у них достаточного объема ресурсов и способности осуществлять избирательное наказание клиентов за нелояльность, но и благодаря возможности вести мониторинг и контролировать поведение нижестоящих этажей «пирамиды». Такой политический порядок был характерен для многих нынешних развитых демократий в прошлом, да и сегодня он весьма распространен в различных регионах мира. Однако в отличие от ряда исследований клиентелизма, описывающих сети патрон-клиентских отношений в статике, Хейл подчеркивает динамический характер «патронажной политики», который связан с конкуренцией «пирамид власти» между собой, а главное — со сменой ожиданий клиентов и «брокеров» из числа элит (олигархов, региональных лидеров, бюрократов) в отношении перспектив своих патронов. Он убедительно демонстрирует, что именно смена ожиданий влекла за собой обрушение «пирамид власти» в ходе «цветных революций» в Грузии, Украине и Кыргызстане, в то время как стабильность ожиданий в Казахстане и Беларуси укрепляла эти «пирамиды».
В свою очередь, Хейл аргументированно утверждает, что ожидания элит формируются и меняются под воздействием формальных институтов, которые возникают отчасти как побочный продукт политических конфликтов, но, тем не менее, обладают собственной логикой функционирования. Прежде всего, это конституции, предоставляющие широкий и слабо ограниченный набор полномочий всенародно избранным президентам. Конституции способствуют закреплению единственной «пирамиды власти» в формате «патронажного президентства» (как показывает Хейл на примере Молдовы, аналогичный феномен может быть присущ — пусть и в несколько меньшей мере — даже тем странам, где, по конституции, всей полнотой власти обладают парламенты; Хейл называет его «патронажным парламентаризмом»). Напротив, премьер-президентские формы правления, подобные тем, что сложились в Украине в 2005–2010 годах и после 2014 года, задают условия для конкуренции между «пирамидами власти», тем самым подрывая монополию на политический патронаж. Формальные ограничения сроков президентских полномочий, равно как и фактическая сменяемость патронов, создают условия для «режимных циклов», когда происходит разрыв преемственности, но при этом новым патронам удается восстановить, а часто и упрочить «пирамиду власти» (опыт России при Ельцине и Путине и Грузии при Шеварднадзе и Саакашвили служит наглядным тому подтверждением).
Именно стимулы и ожидания, которые задаются сочетанием неформальных механизмов «патронажной политики» и формальных «правил игры», обусловливают, по мнению Хейла, динамику постсоветских политических режимов в различных ее вариациях. Тем самым его книга заочно полемизирует и с авторами, которые видят в сильной президентской власти главную причину авторитарных тенденций в постсоветских странах (как, например, Стивен Фиш в книге Democracy Derailed in Russia), и с теми, кто полностью игнорирует наличие формальных «правил игры», концентрируясь на закулисных процессах в коридорах власти (примером может служить недавняя книга Карен Давиша Putin’s Kleptocracy).
Хотя Хейл прослеживает генезис «патронажной политики» в российском и советском прошлом, интерпретируя работы историков — от Эдварда Кинана и Ричарда Пайпса до Орландо Файджеса и Олега Хлевнюка — ему отнюдь не присущ историко-культурный детерминизм, популярный среди многих пишущих о России авторов, которые представляют тяжелое «наследие прошлого» в качестве неизлечимой наследственной болезни. В книге Хейла основное внимание уделено не самому «наследию», а тому, как именно постсоветские политические акторы стремятся его использовать в корыстных целях, и почему одним из них удается построить весьма устойчивые «пирамиды власти», а другим — нет. Отдельно в книге проанализирована роль международных акторов в постсоветской политике — по мнению Хейла, эта роль в целом не слишком значительна. Вслед за такими авторами, как Стивен Левицки и Лукан Вэй, Хейл подчеркивает, что в регионе постсоветской Евразии «взаимосвязи» (linkages) с Западом до сих пор остаются довольно слабыми, а потому у Запада нет эффективных «рычагов» (leverages), с помощью которых он мог бы влиять на внутриполитические процессы в соответствующих странах. В этом, полагает Хейл, состоит коренное отличие постсоветских государств от ряда других регионов мира. Если в странах Восточной Европы воздействие со стороны Европейского Союза и фактическое внешнее ограничение их суверенитета подорвало влияние глубоко укорененной «патронажной политики» и поставило барьер на пути строительства «пирамид власти», то для постсоветских стран подобное развитие событий в обозримом будущем нереально. Поэтому Хейл скептически смотрит на перспективы «продвижения демократии» на постсоветском пространстве. Он справедливо отмечает неоправданный характер ожиданий американских и европейских политиков и непонимание ими природы тех ограничений для перехода к открытой конкуренции и верховенству права, которые создает «патронажная политика».
Есть ли шансы преодолеть «патронажную политику» в странах постсоветской Евразии? Хейл связывает надежды на подрыв «пирамид власти» с успешным и устойчивым экономическим развитием — но лишь в долгосрочной перспективе, возможно, на протяжении не одного поколения. Ожидания подобной эволюции опираются на логику теории модернизации и на опыт ряда стран и регионов мира от Восточной Азии до Латинской Америки. По отношению к России они были хотя бы отчасти оправданны до начала конфликта с Западом вокруг Украины в 2014 году. Сегодня в условиях нарастающей милитаризации, когда экономическое развитие принесено в жертву геополитическим амбициям и стремлению руководства страны сохранять свою власть любой ценой, подобные ожидания выглядят не слишком реалистично. Продолжение конфронтации с Западом создает новые вызовы для «патронажной политики» в России — а это означает, что представленный в книге Хейла анализ постсоветских «пирамид власти» не скоро утратит актуальность.
