5 августа Серж Саргсян, прервав отпуск, посетил с рабочим визитом Тегеран. Там он принял участие в инаугурации иранского президента Хасана Роухани. Этот визит не принес прорывных соглашений и масштабных изменений в двусторонних отношениях и закавказской политике в целом. Однако его значение ни в коей мере не стоит принижать. Комментирует Сергей Маркедонов, доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ, специально для Sputnik Армения.
Высокие отношения
Президент Армении был единственным президентом, представляющим страны Закавказья на церемонии инаугурации. Азербайджанскую делегацию возглавлял спикер Милли Меджлиса (парламента) Октай Асадов, а Грузию – вице-премьер, министр образования Александр Джеджелава. Даже по этим формальным признакам можно составить определенное представление о внешнеполитических приоритетах кавказских государств.
Церемония инаугурации Хасана Роухани прошла вскоре после принятия Конгрессом США санкционного пакета против России, Ирана и КНДР и его последующего утверждения Дональдом Трампом. То есть нормализация отношений между Исламской Республикой и Западом откладывается на неопределенное время.
В этом контексте позиции Баку, как важного партнера Вашингтона и Брюсселя в деле обеспечения так называемого “энергетического плюрализма”, то есть снижения зависимости стран ЕС от российских поставок голубого топлива, укрепляются. И, напротив, снижаются опасения по поводу перспектив конкуренции и согласования интересов с Тегераном. В то же самое время Азербайджан традиционно дистанцировался от односторонней ориентации на США и Евросоюз и предпочитал прагматические отношения со своими соседями и на юге (Иран), и на севере (Россия).
Грузия же во время недавнего визита в Тбилиси Майкла Пенса снова получила заверения во всесторонней поддержке ее курса на североатлантическую интеграцию. И хотя грузинское руководство никогда не стремилось к показной конфронтации с Ираном (даже во времена президентства Саакашвили делались дружественные жесты по отношению к Исламской Республике), видно, что само это направление не рассматривается, как приоритет. Санкционное же давление со стороны Запада видится в Тбилиси как шанс на ослабление России и выгодное решение проблемы территориальной целостности. С Ираном в данном случае не связываются ни позитивные, ни негативные надежды. Отсюда и уровень представительства грузинской делегации в Тегеране.
Совсем другое дело Армения. Рабочий визит Сержа Саргсяна следует рассматривать не как изолированный сюжет, а в контексте энергичных устремлений Еревана по укреплению двусторонних отношений, которые к тому моменту утратили определенный динамизм.
В декабре прошлого года состоялся визит Хасана Роухани в Армению. Он стал первым его посещением этой страны, хотя в соседнем Азербайджане он до этого побывал дважды.
В конце января — начале февраля 2017 года в Иран нанес визит министр обороны Армении Виген Саркисян. Основной целью его поездки было проведение консультаций по широкому спектру проблем региональной безопасности, включая перспективы урегулирования нагорно-карабахского конфликта, военно-техническое сотрудничество между Азербайджаном и Израилем, а также союзнические отношения между Ереваном и Москвой. В прессе широко обсуждались и возможные поставки иранских вооружений в Армению. Как часто бывает в таких случаях, не обошлось без спекуляций и конспирологических версий. Однако, какие бы вопросы ни обсуждались в ходе переговоров Викена Саркисяна и его иранского коллеги Хосейна Дехгана (понятное дело, их детали еще долгое время не будут разглашаться), весомости визиту армянского министра придает тот факт, что аналогичный вояж имел место лишь за семь лет до того.
При этом итоги переговоров семилетней давности эксперты, как правило, оценивали, как весьма скромные.
Иран и ЕАЭС
В канун своего рабочего визита в Тегеран Саргсян дал пространные интервью таким известным иранским информационным ресурсам, как газета “Шарг” и информационное агентство ИРНА. В них он особо подчеркнул как имеющиеся неиспользованные возможности для наращивания кооперационных связей, так и отсутствие принципиальных противоречий между Ираном и Арменией по вопросам региональной безопасности.
Впрочем, помимо двустороннего формата, Ереван чрезвычайно надеется на то, что армянские интересы будут продвигаться и через сотрудничество между Исламской Республикой и Евразийским экономическим союзом. Речь, прежде всего, об образовании зоны свободной торговли (ЗСТ) между Ираном и интеграционным объединением, в котором Армения представлена вместе с Россией, Белоруссией, Казахстаном и Киргизией.
Показательно, что 5 августа первый вице-президент Ирана Эсхак Джахангири встретился с председателем коллегии Евразийской экономической комиссии Тиграном Саркисяном (в апреле 2008 — апреле 2014 года он занимал пост премьер-министра правительства РА, а затем чуть менее двух лет служил послом своей страны в США). По словам Джахангири, санкционное давление Запада актуализирует “использование потенциала Евразии”.
Напомним, что в марте на заседании Евразийского межправительственного совета в Бишкеке был дан старт работе по подготовке временного соглашения между ЕАЭС и Ираном по ЗСТ. В августе 2017 года Тигран Саркисян выразил надежду, что окончательное достижение этой цели не за горами.
Однако стоит заметить, что внутри Армении критики односторонней ориентации Еревана на Россию говорят о “сковывающем влиянии” внешнеполитической линии Москвы, настроенной на жесткое противодействие американской политике. В то же время они видят и определенный выигрыш от образования ЗСТ. К осторожному скепсису и критицизму армянского экспертного и политического сообщества надо относиться с пониманием. Из четырех соседей у Еревана только с двумя (Иран и Грузия) достигнут высокий уровень доверия и взаимопонимания. Но если у Грузии при этом непростые отношения с Россией (и роль форпоста США и НАТО в Закавказье, мягко говоря, не благоприятствует позитивным изменениям на этом направлении), то у Ирана давняя история конфронтации с Западом. Эти геополитические контексты не могут не накладывать свой отпечаток на динамику двусторонних отношений с Арменией.
Ереван, Тегеран, Карабах
Для Еревана пространство маневра весьма невелико. Уже долгие годы отмечается зазор между декларациями о необходимости придать новую динамику межгосударственным связям и реальным экономическим наполнением сказанного. В особенности это касается долгосрочных инвестиционных проектов. И хотя многие критические оценки обоснованы, нельзя отрывать их от контекста конфронтации Ирана и Запада.
Оказаться в списке стран, которые, по мнению США, помогают “изгою” — рискованная перспектива. Тем более, если ты не имеешь собственного ядерного арсенала, а государство, претендующее на роль универсального арбитра, является при этом сопредседателем Минской группы ОБСЕ и имеет возможности повлиять на процесс нагорно-карабахского урегулирования.
В то же самое время не выдерживают критики и наивные надежды на Тегеран, как некий компенсаторный механизм, позволяющий заменить Москву как стратегического партнера Еревана. Психологически природа появления подобных идей понятна (военно-техническое сотрудничество России и Азербайджана – болезненная тема). Но на практике она трудновыполнима прежде всего потому, что сама Исламская Республика не готова к выполнению этой роли. И потому, что основные приоритеты Тегерана находятся на Ближнем Востоке, а не в Закавказье, и в силу военных, дипломатических и экономических возможностей, несоизмеримых с российскими ресурсами.
В то же самое время сдержанная иранская позиция по карабахскому урегулированию, исходящая из безальтерантивности переговоров, опасности ломки статус-кво, одностороннего диктата нерегиональных игроков без учета интересов самих конфликтующих сторон и их соседей, крайне важна. И не только для Армении, но и для всего Кавказа в целом.
