Третий президент Грузии и экс-губернатор Одесской области Михаил Саакашвили в очередной раз оказался фигурантом громкого политического скандала. 26 июля 2017 года он был лишен украинского гражданства под таким формальным предлогом, как предоставление недостоверных сведений при получении паспорта своей новой страны.
Обращает на себя внимание и тот факт, что решение по этому вопросу было принято буквально через неделю после завершения государственного визита президента Петра Порошенко в Грузию. Во время его поездки возможная экстрадиция Саакашвили была одной из наиболее обсуждаемых тем наряду с оценкой политической эффективности грузинского управленческого десанта на Украине после «второго Майдана». В эксклюзивном интервью Первому каналу грузинского вещания Порошенко заявил, что некоторые из приглашенных «варягов» «были очень эффективны, некоторые, к сожалению, начали политическую активность и показали нулевой результат. В отношении некоторых мы допустили ошибку».
Впрочем, «дело Саакашвили» выходит далеко за рамки двусторонних отношений между Киевом и Тбилиси. За долгие годы своей политической деятельности он сумел заставить говорить о себе первых лиц мировой политики. Заявления президентов США, России, резолюции Конгресса и Европейского парламента, саммитов НАТО, символические визиты в Тбилиси ведущих дипломатов. Всего этого в карьере Михаила Саакашвили было в избытке.
Этот человек сумел стать для многих определенным символом, как с позитивной, так и с резко негативной нагрузкой. Кто-то рассматривает его как последовательного противника России и проводника политики по слому статус-кво не только в Грузии, но и на всем постсоветском пространстве, для кого-то он – неутомимый реформатор и борец с коррупцией. При этом раскол во взглядах на деятельность Саакашвили проходит не только и даже не столько по линии Грузия – Россия, Россия – Украина, Украина – Грузия, Россия – Запад. Внутри каждого из сообществ фигура третьего грузинского президента и бывшего одесского губернатора вызывает различные оценки.
В Грузии в нем видят не только защитника национальных интересов и борца за собирание земель, но и диктатора, и человека, наплевавшего на традиции собственного народа. И в России у него имидж не только клинического русофоба и американской марионетки, но и эффективного менеджера, с которого стоит брать пример отечественным реформаторам. На Украине Саакашвили – это не только певец «революции достоинства», но также популист и авантюрист. Так, депутат Верховной Рады от Радикальной партии и бывший заместитель командира батальона «Азов» Игорь Мосийчук, комментируя на своей странице в сети Фейсбук решение о лишении экс-губернатора Одесской области украинского гражданства, назвал его «грузинским Януковичем» По словам политика-радикала, «гастроли бродячего грузинского цирка-шапито явно затянулись и реально начали угрожать украинскому государству». Вот уж воистину бывают странные сближения. Тональность оценки Мосийчука близка многим российским блоггерам и пользователем социальных сетей, решивших отточить собственное остроумие на фигуре опального политика.
На всем постсоветском пространстве в начале XXI столетия сложно отыскать более последовательного поборника укрепления связей с США, НАТО и Европейским союзом, чем Михаил Саакашвили. Находясь и во власти, и в оппозиции, работая на грузинском и на украинском политическом поле, он выступал за скорейшее вступление республик бывшего СССР в Североатлантический альянс и ЕС. В этом ему виделось и видится наиболее эффективное обеспечение их безопасности и национального строительства, свободного от вмешательства со стороны Москвы. И в первые годы его президентства многие политики и влиятельные эксперты на Западе готовы были идентифицировать этот дискурс с демократическим прорывом. Отсюда и все многочисленные авансы, розданные Саакашвили лично и возглавляемой им Грузии.
«Пятидневная война» 2008 года, а также целый ряд действий третьего грузинского президента внутри страны внесли определенные коррективы в эту идеализированную оценку. Как бы то ни было, на лояльность Саакашвили Западу это никак не повлияло. Тем парадоксальнее смотрится та пассивность, которую проявили Штаты и Евросоюз как при выдавливании Саакашвили из Грузии, так и при его оттеснении от власти на Украине. Не исключено, что к этому вопросу Вашингтон и Брюссель при определенных обстоятельствах вернутся. Но пока ситуация выглядит так, что американские и европейские политики позволяют истории свершится без их скромного участия.
Так как же оценивать сегодня Михаила Саакашвили? В чем секрет его стремительного прорыва в политику (в 28 лет депутат национального парламента Грузии, через год – глава парламентского комитета, в 32 года – министр, а в 36 лет – президент)? Не менее интересно и объяснение причин его столь же стремительного падения, когда за период менее двух лет полновластный глава государства проделывает путь от национального лидера к уголовно преследуемому эмигранту, вынужденному трудоустраиваться за границей и искать счастья в губернаторском кресле. Параллельно с этим Саакашвили пытается триумфально вернуться на родину, но терпит на этом пути неудачу, равно как и на поприще обустройства «жемчужины у моря». В итоге он оказывается без конкретного дела и что намного хуже – без гражданства.
Говоря о восхождении Саакашвили на грузинский политический Олимп, следует иметь в виду, что общественный запрос на политика, способного четко артикулировать такие цели, как обеспечение единства страны и сильной власти к моменту «революции роз» в 2003 году созрел и даже перезрел. Слабость государственных институтов, наличие большого количества беженцев из конфликтных регионов, высочайший уровень коррупции создали критическую массу недовольства, которую Саакашвили сумел использовать. Не столько внешнее вмешательство, сколько усталость грузинского общества от Эдуарда Шеварднадзе подвела черту под его правлением. К слову сказать, и эпоха «белого лиса» в истории Грузии не может быть написана лишь в двухцветной гамме. Особенно если понимать, в каком состоянии экс-первый секретарь республиканского ЦК принял страну после свержения Звиада Гамсахурдиа и победы альянса «известного вора и неизвестного скульптора».
Однако запрос на укрепление государства и «собирание земель» имел мало общего с демократией, а стратегический выбор в пользу Запада означал не столько заимствование западных институтов, сколько привлечение ресурсов для реализации обозначенных целей. По справедливому замечанию грузинского эксперта Ивлиана Хаиндравы, «внесенные еще в феврале 2004 года изменения в конституцию привели к сосредоточению всей полноты власти в руках президента; на долю парламента осталась функция псевдодемократического фасада, а судебная система стала послушным исполнителем воли власть имущих…Неслучайно, что по данным Freedom House демократический рейтинг Грузии в 2003-2012 гг. не улучшился, и она так и «застряла» в перечне стран «неконсолидированной демократии» (или «гибридных режимов»). Соответственно, происходящее в Грузии было определено, как «авторитарная модернизация» еще в первые годы правления Саакашвили, хотя от политического вкуса и пристрастий конкретных наблюдателей зависело, какую из составляющих выдвигали они на первый план – модернизацию или авторитаризм». По словам того же автора, с каждым новым годом пребывания Саакашвили у власти авторитаризма было больше, чем модернизации.
Действительно, на низовом уровне Саакашвили удалось существенно минимизировать коррупцию (в высших эшелонах она сохранилась) и неэффективность чиновничьего аппарата. Полицейскому государству конкуренты в виде мафиозных структур были также не нужны. Отсюда и беспрецедентное для постсоветской Грузии давление властей на криминальные группировки. Но при этом обращает на себя внимание и другой факт. В ходе массовых оппозиционных выступлений в грузинской столице в 2007 и в 2011 годах сотрудники МВД Грузии проявили себя как сила, сверх меры преданная и лояльная первому лицу в государстве и не слишком склонная к рефлексии на темы демократии и прав человека. Сама кавказская республика за два президентских срока Михаила Николаевича стала неформальным чемпионом Европы по количеству заключенных на одного свободного жителя. По словам руководителя Центра глобальных исследований, экс-омбудсмена Грузии Наны Девдариани, «у нас до “революции роз” наибольшее годовое количество заключенных составило 6700 человек…После 2003 года, по официальным данным, годовое число заключенных достигало 26 000. А если посмотреть на это в ретроспективе, то получается, что более 250 тыс. человек прошли через пенитенциарную систему. Вы можете себе это представить? В стране с населением около 4,5 млн. четверть миллиона отбыли наказание». История с пытками и изнасилованиями в Глданской тюрьме, ставшая достоянием гласности в сентябре 2012 года, недвусмысленно показала, насколько шумный пиар по поводу закавказского «маяка» свободы и реформ расходился с практикой
При этом свои действия Саакашвили оправдывал борьбой с архаикой и советским наследием. Реформы в Грузии он нередко сравнивал с преобразовательной деятельностью либо Ли Куан Ю, либо Кемаля Ататюрка (еще раз к вопросу о демократии). В Грузии во времена его президентства проявлениями такой борьбы со «стариной» стало весьма своеобразное отношение к сельскому хозяйству, социальной политике, которые заносились «по умолчанию» в разряд «совковых», а потому подлежащих полному или частичному забвению. В итоге падение уровня сельского хозяйства в республике к лету 2012 года по сравнению с 2003 годом составляло 30 %. По данным Всемирного банка на осень 2012 года (то есть в канун парламентской кампании, стоившей Саакашвили карьеры в Грузии), до 64% всех бедных людей Грузии проживали именно на селе. И хотя 50% грузинских граждан были вовлечены в сельскохозяйственный труд, эта отрасль приносила только 8% ВВП. Про село и «социалку» Саакашвили было вспомнил в канун неудачных для его партии «Единое национальное движение» выборов в парламент. Но время ушло, эти темы были освоены его оппонентами из «Грузинской мечты».
Возможно, все эти тренды и не способствовали бы стремительному падению популярности Саакашвили, если бы не его курс, который Ивлиан Хаиндрава очень точно и емко назвал «гиперактуализацией замороженных конфликтов без насущной политической надобности». Имея такие очевидные преимущества на старте, как неучастие в развязывании военных противостояний в Южной Осетии и Абхазии в начале 1990-х годов, а также опыт успешной договоренности с Москвой по Аджарии в 2004 году, он мог, не разрушая радикально статус-кво, найти приемлемые решения или «размены» по этнополитическим конфликтам. Добавим, в условиях, когда Россия не стремилась к роли ревизиониста, а Запад был в гораздо меньшей степени вовлечен в закавказские дела. Однако вместо аккуратной политики балансирования и продвижения национальных интересов Грузии, Саакашвили начал «разморозку» конфликтов, фактически предложив Западу выступить в роли патрона для Тбилиси в противостоянии с Россией и использовать имеющиеся расхождения между Москвой и Вашингтоном для укрепления собственных позиций.
Спору нет, США и ЕС были готовы воспользоваться таким пылким союзником, чтобы с его помощью «дисциплинировать Кремль». Однако Запад не был готов встать на военную защиту Тбилиси в случае эскалации противостояния с Москвой, а в период с 2006 по 2008 годы многие в Вашингтоне и в Брюсселе не осознавали готовности РФ перейти от политики по поддержанию статус-кво к ревизионизму. По справедливому замечанию датского эксперта Ханса Моуритцена, «Грузия слишком близка к России, чтобы делать реалистичными американские гегемонистские устремления». В итоге военное поражение с потерей дополнительных территорий (которые на август 2008 года Тбилиси контролировал) и новыми волнами беженцев поставили перед грузинским обществом дилемму. Терпеть управленческий стиль Саакашвили ради побед – одно, но в случае неудач, нарастания противоречий с северным соседом и отсутствия внятной помощи со стороны Запада – совсем другое.
Для США и ЕС инициативный политик, склонный к авантюрам и непредсказуемому поведению был также опасен. Тем паче, что замечания со стороны Вашингтона и особенно Брюсселя по части демократии Саакашвили успешно игнорировал, как это было в случае введения ЧП и объявления досрочных выборов в 2007 году. Поэтому, как только западные партнеры Тбилиси убедились, что его основной конкурент Бидзина Иванишвили не собирается разворачивать государственный корабль в сторону евразийской интеграции (которая мыслится в США как «ресоветизация»), они предпочли экстравагантному политику прагматичного и расчетливого бизнесмена. И ожидания их не подвели. Грузия в период правления «Грузинской мечты» достигла того, о чем Саакашвили мог только мечтать. Подписано Соглашение об Ассоциации с ЕС, достигнут безвизовый режим с Евросоюзом. Можно спорить о ценности этих достижений и подвергать их обоснованной критике, но в контексте символической политики эти шаги, подтверждающие стратегический внешнеполитический выбор Грузии, важны. Евроатлантическая интеграция при всех имеющихся ограничителях (такая цель, как предоставление республики Плана действий по членству в НАТО, оказалась пока недостижимой), возможна и без Саакашвили. И если это так, то для западных партнеров закавказской республики фамилия критически не важна. Несмотря на то, что риторика третьего президента Грузии относительно «ценностей свободного мира» куда ярче, чем у «грузинского Дэн Сяопина» и членов национального правительства этой страны. Важный урок на будущее для энтузиастов выбора в пользу Запада.
Если же говорить об украинском направлении, то уход в страну победившего Майдана после того, как в собственной стране экс-президент стал фигурантом уголовного дела, был для Саакашвили вполне рациональным шагом. В 2014 году Украина, как ранее Грузия, начала реализацию проекта, который можно определить как «бегство из постсоветского пространства». При этом предполагалось, что лучшим способом для этого является радикальная перезагрузка национально-государственного проекта. Если раньше, говоря словами покойного журналиста Александра Кривенко, Украина была «сплавом коммунистов и националистов», то сегодня мы видим политику санации – выстраивание новой лояльности на основе жесткого противопоставления России во всех ее формах и ипостасях с маргинализацией всех, кто считает иначе. При этом новый украинский проект, вопреки общепринятым в российском медиа-сообществе представлениям, выстраивается не на этничности. В его основе отталкивание от России. На этой базе объединяются и русскоязычные участники АТО, и крымские татары Мустафа Джемилев и Рефат Чубаров, и глава МВД Арсен Аваков (имеющий армянские корни). В этом интернационале попытался реализовать весь свой опыт и Саакашвили, а также и его многочисленные соратники, такие как Леван Варшаломидзе, Зураб Адеишвили, Екатерина Згуладзе.
И многие грузинские «ноу-хау» времен Саакашвили действительно были опознаны на украинском политическом поле. По словам Наны Девдариани, «Украина сегодня повторяет те же ошибки, что годами ранее допускала Грузия… Более того, так же, как и в Грузии, у вас решили оружием урезонить непокорные регионы. Что из этого вышло, все мы наглядно видим». Однако на украинской площадке у Саакашвили не было ни карт-бланша, который он в свое время получил от команды Джорджа-Буша младшего, ни ресурсов главы государства. Он изначально ставился в подчиненное положение. Какие бы полномочия ни давал ему президент Порошенко, назначая на пост главы Одесской области, Саакашвили не имел возможности самостоятельно выстраивать игру без оглядки на Киев.
Добавим к этому и такую особенность украинской политики, как отсутствие жесткой властной вертикали и наличие мощной внутриэлитной конкуренции. Такого в Грузии 2003-2012 годов невозможно было себе представить. Появление Иванишвили – это история вызревания конкурента, не охваченного властной системой. Не зря его пример вызывал столь большой интерес и в России, и в Грузии после Саакашвили. «Грузинская мечта» сегодня пытается в зародыше подавить саму возможность появления таких неконтролируемых политических сюрпризов. В итоге экс-президент Грузии на украинском поле сталкивался с угрозами одновременно с нескольких направлений. Его самодеятельные попытки «навести порядок» в Одессе воспринимались с опаской, как в Киеве, так и в самой черноморской области, и в команде Порошенко, и среди влиятельных олигархов, имеющих сложные и противоречивые отношения с украинским президентом. Вспомним публичные выступления против экс-президента Грузии со стороны Игоря Коломойского. И слова поддержки Михаилу Саакашвили со стороны этого персонажа в июле 2017 года дела не меняют. Коломойский попросту опасается, что предоставление гражданства и его лишение может в руках президентской администрации превратиться в инструмент для выведения из игры всех оппонентов власти.
Не стоит также забывать и о нескрываемых амбициях экс-президента Грузии. Потеряв надежды на скорое возвращение на родину после поражения и последующего раскола «Единого национального движения», Саакашвили более четко обозначил свои планы выхода на общеукраинскую политическую сцену (а это уже не масштаб антикризисного менеджмента в одной, пускай и стратегически важной области). Вряд ли его выступление в этом качестве устраивало многих в Киеве. Не в пользу грузинского экс-президента сработало и наличие интереса украинского руководства к укреплению кооперационных связей с Тбилиси. Те, кто сегодня находится у власти в Грузии, видят выведение Саакашвили из игры в качестве важнейшего предусловия для этого. И сегодня именно Киев заинтересован в том, чтобы стать альтернативным центром гравитации для постсоветских стран. Цель крайне трудно реализуемая, но без улучшения грузино-украинских отношений она еще более проблематична.
Политическая биография Михаила Саакашвили крайне поучительна. Она демонстрирует, как минимум, три урока. Первый состоит в том, что радикальные преобразования без учета особенностей страны чреваты высокими социальными издержками. Они во многом дискредитируют само реформаторство, без которого невозможно полноценное экономическое и общественное развитие. По справедливому замечанию Ивлиана Хаиндравы, модернизация в Грузии встретила на своем пути «препятствия вполне объективного характера» (патриархальный уклад общества, низкий уровень урбанизации). Однако форсированное подталкивание изменений, попытка действовать «с чистого листа» так, как будто до тебя никакой истории не было, достигло совсем не тех целей, которые декларировались.
Второй урок заключается в том, что ломка статус-кво в ситуации неразрешенного конфликта без согласования интересов всех игроков, вовлеченных в него, приносит не мир, а новые военные противостояния. И последнее. Практически любая постсоветская страна является многосоставным образованием. В этом контексте политика санации, когда «правильные» группы населения жестко противопоставляются «архаичным» и «отсталым», но при этом те и другие являются гражданами одной и той же страны, не укрепляет, а разрушает единство государства. Она делает его излишне зависимым от внешних игроков, их интересов, противоречий и даже капризов. При таком раскладе сам политик уже не хозяин не то что своей карьеры, но и собственного гражданства.
