Так получилось, что именно 1 июня я посмотрел "Нелюбовь" (по-английски еще лучше — Loveless), фильм об исчезнувшем ребенке. Звягинцев снова, как в лучших фильмах ("Возвращение") сделал свой фирменный трюк: превратил унылую повседневность в высокий эпос и библейскую трагедию. Сквозь пласты социальной сатиры (ни одного кадра впустую, каждая деталь выстреливает) и лобового политического памфлета (Киселев с Донбассом в финале) прорастает экзистенциальная драма, которая уже не про Россию и не про власть, а про человеческое состояние, про мир, в котором много людей с бородами, но нет бога.
Это дыхание вечности наполняет смыслом каждый кадр, каждый длинный план — микрорайона, пустыря, подземного паркинга. Камера Кричмана может позволить себе эти длинноты, в них предметы превращаются в знаки, в них пейзажи пантеистичны, как у Тарковского (разрушенный пансонат в лесу — вообще чистая цитата из "Сталкера"), а некоторые кадры словно сошли с полотен старых мастеров. Самый язык фильма настолько прекрасен, что его можно смотреть даже помимо содержания и актерской игры, как чистый текст.
Как и в прошлых работах режиссера, картина сделана минимальными средствами, целиком снята "на раёне" (кажется, это Тушино) и создает напряжение вокруг пустоты, пропавшего мальчика. Этим она напомнила один из любимых моих фильмов, "Пикник у Висячей скалы" австралийца Питера Уэйра, где весь сюжет строится вокруг отсутствия, поисков группы девочек, пропавших на прогулке в буше, и чем дольше девочек нет, тем более мистической становится эта лакуна, пока фильм не растворяется в полной неясности и открытом финале. Здесь тот же эффект: по мере того, как поиски мальчика расширяются, пространство утрачивает физические свойства и обретает метафизические (как та же Зона у Тарковского), мальчик становится реален именно в своем отсутствии — пока этот водоворот вокруг пустоты не достигает климакса в ошеломляющей финальной сцене, которая должна войти в учебники по режиссуре: явление описано не прямо, а через отражение в лицах людей.
Накал финала так высок, что эпилог даже избыточен, но все равно работает, пусть и на западного зрителя: сосущая пустота не могла не породить Донбасс и Киселева. Новая хозяйка жизни в костюмчике Bosco с надписью RUSSIA — это продолжение "Елены", торжество биомассы, победа энтропии нелюбви, которая выплеснулась из одной семьи и одной страны и залила собой весь мир. Звягинцев снял очередной шедевр, достойный Золотой пальмовой ветви (неважно, получил он ее или нет), и единственный вопрос, который сейчас меня интересует — решится ли Первый канал (сейчас, кажется, его очередь) показать его с финальными кадрами Киселева, речи которого звучат гораздо страшнее, чем запиканный в картине мат.
