Умер Евгений Евтушенко. Последний поэт-"шестидесятник", один из символов "оттепели". Для меня это личная потеря. Когда-то, в конце застоя, я, волгоградский подросток, не читал никакого самиздата, знал только имена (и те не все), но не тексты. Но если был кто-то из современников, кто учил вольнодумству молодежь, не имевшую доступа к запрещенной литературе, то это был Евгений Евтушенко.
"Эзопов язык" в его текстах был почти не спрятан (а советских школьников учили распознавать его на примере литературы предыдущего века). Не все стихи (Евтушенко писал много) сегодня воспринимаются как большая поэзия (впрочем, и хорошей поэзии у него немало), но вот несколько строф, которые помню со своих 13 лет, –
"…и весь наш строй, все наше государство,
зазнайство наше и самохвалеж –
преступное опасное знахарство,
опасная безграмотная ложь.
Да что там, если даже в наши школы –
уже не говорю я про кино –
ведут детей, как будто на уколы
той лжи, еще не спасшей никого…
Ну как они учить кого-то смеют,
когда нормальны сами не вполне?
Рецепты выдают, а не умеют
поставить даже градусник стране.
Клещами лечат, гайками, тисками,
и кто-то, знаю, к божьему стыду,
хотел бы излечить кровопусканьем
от совести оставшейся страну".
Или вот, стихотворение, написанное, видимо, не без впечатлений от "Семнадцати мгновений весны", но вдруг актуализировавшееся уже в наше время:
"мне снится мир под мрачным сводом,
где завербована луна,
где городам и пароходам
дают шпионов имена.
Спешат шпионы-делегаты
на мировой шпионский съезд,
висят призывные плакаты –
"кто не шпионит – тот не ест".
И тысячи живых шпионов,
как совесть наций, честь и суд,
букеты роз и микрофонов
к шпионам бронзовым несут.
Реклама, брось шипеть неоном!
В моем понятии простом
Шпион останется шпионом,
Христос останется Христом".
Когда-то в 1970-е я ходил с родителями на творческий вечер Евтушенко в Волгоградский дворец спорта.
А в начале 2000-х однажды летел с Евтушенко в одном самолете из США. Евтушенко был одет в ярко-красную куртку, его невозможно было не увидеть в плотной толпе пассажиров. Мы оказались у соседних окошек на паспортном контроле. Молодой пограничник читал его паспорт без каких-либо эмоций, явно не узнавая имени. Евгению Александровичу это неузнавание доставило, похоже, страдание, он поднял голову и мы встретились глазами. "Здравствуйте, Евгений Александрович!" Евтушенко заулыбался – его еще узнают.
В конце прошлого года я решил восстановить поэтическую часть своей библиотеки, и купил несколько книг – в том числе, том Евтушенко.
