[Этот материал можно прочитать и на украинском языке.] Поздний февраль для России значим не только важной годовщиной в длинной и сложной российской истории, он отмечен и трагическими событиями недавнего прошлого
Сто лет назад (9 марта 1917 года, то есть 23 февраля по юлианскому календарю, который использовался в Российской империи), во время мирной революции была свергнута монархия Романовых, что позволило России выйти из Первой мировой войны демократическим государством. Общественный энтузиазм, тем не менее, быстро испарился: временное правительство утратило контроль над рассыпавшимся государством, и освободило место для большевистского переворота в октябре.
Два года назад на мосту через Москву-реку, в нескольких шагах от стен Кремля, был застрелен, пожалуй, самый смелый и самый привлекательный лидер российской оппозиции – Борис Немцов. Власти позволили провести марш в воскресенье за то, чтобы переименовать мост в «Немцов мост». Очевидно, Кремль считает, что эти группы маргинализированы и не смогут помешать переизбранию Владимира Путина на третий срок.
Расследование убийства Немцова продолжается, но власти, видимо, не считают нужным комментировать этот политический заказ – последний в длинном списке, где уже есть Анна Политковская, Галина Старовойтова, Сергей Ющенков и многие другие. Больше удивляет, если учесть агрессивную пропаганду великой российской истории, неспособность власти дать связную интерпретацию Февральской революции. Официальный дискурс не может одолеть страх Кремля перед революциями или продемонстрировать, что во всей истории автократичные режимы, приводившие страну к деградации и разрушению, время от времени устранялись недовольным обществом. Нынешний московский режим столкнулся с еще более тяжелыми временами, подтвердившими старую истину: армия и полиция – ненадежные средства в борьбе с внутренним кризисом и хаосом, независимо от того, насколько внимательны власти к вопросу лояльности и оплаты труда силовиков.
Вместо того чтобы учесть неприятное прошлое, Кремль устроил праздник Дня защитника Отечества – по сути, праздник милитаризма. Тон задал министр обороны Сергей Шойгу, отчитавшийся о достижениях в модернизации российских вооруженных сил, и решительно проигнорировавший намерения США вести себя с Россией с «позиции силы». Путин подтвердил, что у российской армии «огромный боевой потенциал» и она по праву воспринимается как «твердая опора государства и общества». Примечательно, что он похвалил себя, при этом неуверенно вспомнив обещание президента США Дональда Трампа начать активное наращивание военной мощи в его собственной стране. Эта двойственность приводит к постепенному контрпаникерскому сдвигу в общественном сознании: только 58% респондентов недавнего независимого опроса видят прямую военную угрозу России, в отличие от 68% в 2015 году.
Путин отступает, когда речь заходит об определении и разработке вариантов построения взаимоотношений с Трампом. Мечты о тех сферах, где есть общие интересы, удивительно быстро растворились. Похоже, российский президент уверен только в том, что теперешняя американская администрация не собирается продвигать в мире демократию и в ней не хватает сторонников программы защиты прав человека. Поэтому и надеется, что в его планы подавления оппозиции во время предвыборной кампании, которая должна проходить под жестким контролем, Запад не станет вмешиваться. Он считает, что Трампу и его команде миллиардеров и мошенников нет дела до Украины. И заморозив конфликт на Донбассе, он выбросит этот вопрос из политической повестки Вашингтона. Россия, с другой стороны, определенно останется в приоритете США, но то, в чем он заключается, нервирует Кремль тем сильнее, чем активнее прагматики продвигаются к ключевым позициям исполнительной ветви в Вашингтоне. Известные московские эксперты сейчас рассчитывают на «нормальную» регулируемую конфронтацию, а не «сделку». Но не похоже, что Путин сможет принять неизбежное изменение конфигурации на «строго деловую». В конце концов, Трамп и его основные политики вряд ли считают Россию равной.
Единственный аспект, в котором РФ остается наравне с США – это ядерный потенциал, и Шойгу подтвердил, что модернизация этого арсенала станет приоритетом в военном планировании. Российская верхушка должным образом отметила заявление Трампа о намерении инвестировать в модернизацию стратегических сил США, вице-премьер Дмитрий Рогозин (падкий на ругань) утверждает, что российские ракеты могут «разорвать» любую систему противоракетной обороны. В тоже время говорящие головы в Государственной Думе, еще недавно решительно отвергавшие сокращение трат на ядерное вооружение, вдруг стали поддерживать переговоры с Вашингтоном о расширении программы СНВ (Договора между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений – НВ).
Важно то, что Россия, вероятно, просто не в состоянии активизировать усилия, поскольку итак перегружена строительством новых подлодок и межконтинентальных баллистических ракет. В свою очередь, отказ Москвы от договора по ликвидации ракет средней и малой дальности 1988 демонстрирует ее позицию. Так что во время переговоров на высоком уровне практически не о чем говорить.
Пока Кремль изо всех сил борется с каждым сигналом, посланным Белым Домом разным аудиториям через указы или вежливое несогласие, русско-американские двусторонние отношения тонут все глубже. Решение Шойгу закрепить недавний успех российских кибератак созданием «войск информационных операций» вряд ли одобрят в американском Конгрессе или ФБР, которые до сих пор ищут связи России с новой администрацией США. И пока продолжаются эти политические игры, тысячи людей участвуют в московском марше в память о человеке, понимавшем, что в политике есть нечто большее, чем интриги. Еще он знал, что демократическая повестка не менее важна, чем контроль стратегического оружия и что украинский кризис слишком глубок, чтобы оказаться за скобками оппортунистических договоров. Немцов не хотел увидеть еще одну русскую революцию, но после его убийства эта угроза стала несколько ближе к Кремлю.
