При отсутствии явного прогресса в отношениях с США до лета-осени 2017 года Москве придется снова констатировать непримиримое соперничество с Вашингтоном
Сейчас многие в российском экспертном сообществе ожидают улучшения отношений с США при новой администрации. Однако оптимистам возражают пессимисты, указывающие на серьезность российско-американских противоречий и наличие среди чиновников администрации и членов конгресса убеждения в том, что Россия является одним из самых опасных противников США в современном мире. Кроме того, по мнению пессимистов, никто, кроме новоизбранного президента и его будущего советника по национальной безопасности генерала Майкла Флинна, расположения к России открыто не высказывал. Да и Флинн в последние недели перед выборами, казалось бы, изменил свое мнение.
Понятно, что при сильном желании и личной вовлеченности президента США в формирование политики в отношении России сопротивление государственного аппарата и отчасти конгресса может быть нейтрализовано. Например, в 2009 году президент Обама, окруженный скептиками, начинал «перезагрузку» непосредственно после острого конфликта вокруг Грузии. К числу скептиков, как затем выяснилось, относилась даже госсекретарь Хиллари Клинтон, нажимавшая на символическую кнопку «перезагрузки» вместе с российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым.
Выбор целей
Как же могут развиваться отношения двух стран в первые месяцы новой администрации? Москве грозит разочарование, если она попытается сразу добиться масштабных целей вроде отказа НАТО от включения в альянс постсоветских государств или отказа США от развертывания в Европе элементов ПРО.
В ходе предвыборной кампании Дональд Трамп обещал модернизировать и наращивать вооружения, включая ядерные, а развитие ПРО является «священной коровой» для республиканцев. Поэтому администрацию Трампа вряд ли заинтересует готовность Москвы (если таковая будет проявлена) к возобновлению переговоров о сокращении вооружений — например, стратегических ядерных.
Нельзя исключать и того, что обещанное Трампом давление со стороны США на европейских союзников в пользу увеличения ими расходов на оборону лишь укрепит НАТО в целом и, возможно, станет стимулом для усиления координации в сфере безопасности внутри Евросоюза. В любом случае сложно представить, чтобы Трампу даже при большом желании удалось бы добиться публичного отказа НАТО от политики «открытых дверей».
Рассмотрение же Трампом кандидатур видных республиканских политиков (например, Митта Ромни), приверженных идеям атлантизма, на пост госсекретаря может указывать на то, что серьезный пересмотр отношений с НАТО вообще не входит в его планы.
Это означает, что если в первые месяцы пребывания на должности президента Трампа всерьез заинтересует изменение отношений с Москвой, то полем для взаимодействия, скорее всего, станет Сирия и режим санкций, введенных США и их союзниками против России в 2014 году. Будущий советник президента по национальной безопасности Майкл Флинн полагает, что основной угрозой безопасности США является «радикальный ислам», а не просто «экстремизм с применением насилия» по терминологии администрации Обамы. Поэтому можно ожидать отказа администрации Трампа от поддержки «умеренной сирийской оппозиции» и согласия на совместное с Москвой массированное применение силы к запрещенным в России радикальным группировкам, включая «Исламское государство», без оглядки на сопутствующие жертвы и разрушения.
Если такое взаимодействие Москвы и Вашингтона в Сирии весной 2017 года окажется эффективным, то дополнительный импульс получила бы идея о необходимости снятия с России санкций и прекращения американской политики, направленной на изоляцию Москвы. Тем не менее координация борьбы с исламскими радикалами, скорее всего, натолкнется на ряд сложностей — в дополнение к известному взаимному недоверию силовых ведомств России и США.
Цена «победы»
Во-первых, возникнет вопрос, какая из сторон будет определять приоритетные цели совместной операции. Во-вторых, будет крайне сложно преодолеть разногласия по поводу контуров окончательного урегулирования конфликта в Сирии, в том числе судьбы Башара Асада, без чего постановка общих целей операции окажется затруднительной. Наконец, если США действительно станут проводить интенсивную военную кампанию на Ближнем Востоке под лозунгом борьбы с «радикальным исламом», будет ли Москве выгодно разделить с Вашингтоном политическую ответственность за такой подход, имея в виду позицию российских мусульман и отношения России, например, с монархиями Персидского залива?
Но самая главная дилемма для России может возникнуть в тот момент, когда администрация Трампа сформулирует, что она хотела бы получить от Москвы в обмен на согласие ослабить санкции и отказаться, например, от безусловной поддержки Украины в конфликте с Россией. Вероятно, что в качестве одного из условий США предложат России присоединиться к давлению на Иран для обещанного Трампом ужесточения условий сделки по иранской ядерной программе (от Ирана потребуют, например, отказаться от поддержки движения «Хезболла» в Ливане).
Ключевое же для администрации Трампа условие нормализации отношений с Москвой, скорее всего, будет заключаться в прекращении Россией той деятельности, которая в Вашингтоне воспринимается как попытка ослабить Соединенные Штаты и изменить «правила игры» в мировой политике. Критериев выполнения Россией соответствующих условий может быть несколько: от прекращения недружественных операций в киберпространстве, приписываемых Вашингтоном Москве, до отказа от усиления российской военной активности на границах со странами НАТО или поддержки радикальных националистических партий в странах ЕС.
Внутриполитические факторы
В конечном итоге потребуется пересмотр взглядов России на США: от представления о практически непреодолимом стратегическом соперничестве Москвы и Вашингтона к восприятию США в качестве позитивной силы в международных отношениях. Возможен ли в принципе подобный сдвиг в официальных оценках? Априорно исключать его нельзя. Первым индикатором станут условия и формат взаимодействия сторон в горячих точках Ближнего Востока. Однако затем могут вмешаться внутриполитические соображения.
От того, состоится ли «консервативная перезагрузка» между Москвой и Вашингтоном, будет, скорее всего, зависеть повестка дня президентских выборов в России. В последние годы США представлялись российскими СМИ как важный фактор, определяющий многие процессы в самой России: от «финансируемого извне» протестного движения до продовольственных контрсанкций в ответ на введенные под влиянием США санкции.
В таких условиях не использовать российско-американские отношения в качестве элемента предвыборной агитации означало бы отказаться от важного рычага воздействия на избирателей. При этом эффективным может быть только один из двух ярких тезисов: «США продолжают курс на подчинение и, возможно, разрушение России» или же «Твердостью и умелым маневрированием нам удалось склонить США к учету наших ключевых интересов». Никакие «срединные» аргументы — например, о сохраняющейся неопределенности позиции новой американской администрации в отношении России — действенными не будут.
Тезис о достижении компромисса с США без потерь для России позволил бы властям подвести черту под дискуссиями о целесообразности экономических лишений, на которые пошла Россия. Однако при отсутствии явного прогресса в отношениях с США до лета-осени 2017 года, вероятно, придется снова констатировать непримиримое соперничество без полутонов.
Вполне возможно поэтому, что отношение к США в Москве снова претерпит дрейф, известный со времен президентства Джорджа Буша-младшего, а затем и Барака Обамы: от высоких ожиданий — к вере в то, что «чиновники администрации не дают президенту реализовать его замыслы» и, наконец, к окончательному приговору: «новый президент оказался не готовым к равноправному сотрудничеству».
