«Суверенная глобализация» России: Обособление, влияние и упадок

Экономические проблемы вновь становятся ключевой темой дискуссий о будущем России. Впервые за время президентства Путина страна оказалась в ситуации затяжного падения уровня жизни. Это окажет существенное влияние на единство общества, а возможно и на способность Москвы реализовывать жесткую наступательную внешнюю политику. Одной из важных причин этих проблем является своеобразная и амбициозная, но оказавшаяся неудачной стратегия России в отношении глобализации. Последствия этой неудачи могут дать нам понять сложность выбора, стоящего перед Россией в настоящее время.

Когда Владимир Путин стал президентом, он демонстрировал поразительно позитивное отношение к интеграции страны в глобальную экономику. Он ясно и последовательно обозначал свою позицию, в соответствии с которой сильная Россия должна быть процветающей, а этого процветания нельзя достичь без более глубокой международной экономической интеграции. Он не проявлял ностальгии по автаркии и изоляции, что контрастировало с его позицией относительно других аспектов советской действительности.

Существует, однако, непреодолимое противоречие между энтузиазмом по поводу глобализации и проектом силовиков по восстановлению политического контроля с помощью жестко авторитарного государства. Выстраивание «вертикали власти» означало ограничение нежелательных внешних влияний, ослабление независимых институтов и использование судебной власти в политических целях. Вместе с тем, интеграция в глобальную экономику означала ослабление контроля над коммерческими и финансовыми потоками через границы, рост зависимости России от внешних акторов, привязку российских организаций к контрактам и юрисдикциям за пределами российского контроля. Эти два приоритета двигали страну в разных направлениях. Чтобы справиться с данным противоречием, Россия выработала стратегию, которую можно назвать «суверенной глобализацией». Также как суверенная демократия стремилась управлять внутриполитическим процессом в направлении усиления легитимности режима и контроля, суверенная глобализация была нацелена на управление рыночными процессами ради укрепления российской экономики и расширения российского влияния за границей.

Взлет и падение суверенной глобализации определили эволюцию путинского проекта. В нем можно выявить три этапа: обособление, влияние и упадок. Их развитие знаменует собой провал амбициозной попытки РФ использовать экономическую интеграцию в своей великодержавной политике. Этот провал оставляет Россию перед несколькими менее привлекательными внешнеполитическими стратегиями, из которых ей еще только предстоит сделать четкий выбор.

Обособление

В свой первый срок президент Путин выразил свою твердую приверженность восстановлению экономической мощи России посредством международной интеграции. В 2003 году в своем ежегодном обращении к парламенту он заявил:

 “Экономический рост в России обязан в первую очередь благоприятному состоянию мировой конъюнктуры последних лет … Сегодня ни одна страна, каких бы размеров, какой бы богатой она ни была, не может развиваться успешно, если она изолирована от остального мира. Наоборот, успех сопутствует тем государствам, которые осознанно, грамотно и динамично интегрируются в мировую экономику.”

Эта приверженность подкреплялась многочисленными конкретными мерами, включая поощрение прямых иностранных инвестиций, завершение процесса перехода к свободной конвертируемости рубля, снятие ограничений на доступ иностранцев к владению акциями Газпрома, а также возобновление заявки на членство во Всемирной торговой организации.

По мере снижения темпов значимых внутренних реформ к 2003 году, международные экономические отношения стали основным драйвером роста. Взаимодействия по каждому из их направлений заметно интенсифицировались. В 2000-2008 гг. иностранные капиталовложения возросли в 28 раз, внешние инвестиции увеличились в 6 раз. В 2002 Россия вступила в Группу восьми, которую она возглавила в 2006 году. В том же году впервые за постсоветский период в России был зафиксирован чистый приток капитала.

В то же время потоки товаров, услуг и капитала тщательно регулировались, чтобы гарантировать, что они не несут западного влияния, которое могло бы подорвать восстановление сильного и независимого от внешних влияний российского государства. В частности, были усилены ограничения на право иностранцев владеть активами в целом ряде стратегических отраслей промышленности. Дело ЮКОСа, помимо прочего, показало готовность Кремля воспрепятствовать возможному переходу контроля над крупнейшей частной компанией России иностранцам; кроме того, Россия также вернула себе контрольные пакеты акций в осуществлявшихся западными инвесторами крупных энергетических проектах. Единственным исключением из такой модели углубления международных контактов была внешняя задолженность РФ, однако и в этом случае российская политика была подчинена цели защиты страны от нежелательного иностранного влияния. Путин сделал досрочную выплату государственного долга приоритетом, дабы покончить с тем, что он считал унизительной зависимостью от международных заемщиков, а также для того, чтобы лишить их потенциального рычага давления на Россию.

Эти методы оказались весьма эффективными для обособления политического контроля от прибыльного участия во внешнеэкономической деятельности. В 2000-2012 гг. Россия привлекла более 1 триллиона долларов, что способствовало росту ВВП на 7% в год^[1]. В то же время государство становилось более сильным, авторитарным и жестким, в то время  как бизнес-партнеры стали более зависимыми от России, но зато менее влиятельными в ее внутренних делах.

Влияние

Этот успех поощрил Россию к разработке второго, более амбициозного, направления суверенной глобализации. Теперь Россия нацелилась не просто на ограничение внешнего влияния, а решила оказывать свое влияние на других с помощью углубления экономических связей. Еще в 1990-х Россия эпизодически делала подобные вещи на постсоветском пространстве, но с начала периода правления Путина Москва начала использовать экономические средства для достижения своих внешнеполитических целей гораздо более систематически. Она осуществляла это двумя способами.

Во-первых, Россия использовала свою позицию крупного рынка и поставщика энергоносителей для постсоветских государств для увязывания импорта продукции, экспорта газа и нефти с не имеющими к ним отношения политическими вопросами. Нежелательные для Москвы действия и политика наказывались посредством организации дорого обходившихся нелояльному государству перебоев в торговле.

Во-вторых, Москва стремилась использовать свою возрастающую роль основного поставщика газа Европе для оказания более последовательного политического влияния, которое можно назвать «энергетической финляндизацией». Россия добивалась углубления своего присутствия в европейских энергетических цепочках и посредством этого к продвижению личных, элитных и национальных интересов, которые были бы естественно связаны с российской точкой зрения. В отличие от использования Россией экономических средств на постсоветском пространстве, этот тонкий и долговременный подход предпочитал кооптацию принуждению, стимулы – угрозам, а убеждение – наказаниям; хотя в тех случаях, когда мягким методам давался отпор, на передний план в большей степени выходили задачи по принуждению. Россия неоднократно разделяла государства ЕС, затрудняла формирование его эффективной общей политики, а также приступила к внедрению элементов доминантного присутствия: двусторонние отношения вместо многосторонних. заключение долговременных контрактов и скупка активов, связанных с переработкой и распределением нефти и газа. В итоге, экономические отношения между Россией и ЕС оказались на подъеме, даже несмотря на то, что политические отношения ухудшались. Россия даже претендовала на превращение Москвы в крупный финансовый центр, а рубля – в резервную валюту.

В течение первых двух президентских сроков Путина эта стратегия работала эффективно. Казалось, что стратегия суверенной глобализации, могла разрешать противоречия и использовать синергию между внутренним контролем и международной открытостью. Эта стратегия также ознаменовала собой новое направление исторического развития России, чьей постоянной слабостью была ее относительная экономическая отсталость как великой державы. Впервые Москва стремилась использовать свои экономические отношения с более богатыми странами в качестве источника силы.

Упадок

Очевидный успех Москвы зависел, однако, от сочетания благоприятных, но, вместе с тем, временных обстоятельств. После 2008 года три неблагоприятных изменения в отношениях РФ с глобальной экономикой подорвали российскую стратегию. Во-первых, основанная на экспорте ресурсов модель роста начала давать сбой: темпы роста сокращались даже тогда, когда цены на сырье оставались высокими. Как следствие, дальнейшее процветание с опорой, в основном на внешнюю конъюнктуру стало недостижимым. Во-вторых, «энергетическая революция» (сланцевый газ и расширение глобальной торговли сжиженным газом) поставила под угрозу реализуемую Газпромом модель закрепления доминирующего присутствия в Европе через двусторонние долгосрочные контракты на поставки. В-третьих, озабоченность ЕС относительно последствий ее энергозависимости от России сделала политику ЕС более сплоченной и решительной. Это было вызвано, прежде всего, влиянием отключения Россией газа Украине на систему поставок газа европейским потребителям. Таким образом, Россия оказалась неспособна отделить применявшееся в отношении постсоветских стран принуждение от практиковавшегося применительно к Западу поощрения. В ответ ЕС ускорила усилия по диверсификации поставщиков и способов доставки, а также по противостоянию ограничительным и монополистическим практикам Газпрома.

Как следствие, Путин стал рассматривать глобализацию как источник не только возможностей, но и угроз. Ее влиянию на сплоченность внутри страны стало уделяться пристальное внимание; особенно когда это касалось преданности деловой и управленческой элит с их активами, пристрастиями, а иногда и семьями на Западе. Влиятельные российские комментаторы предложили термин «шестая колонна» для обозначения тех, кто, будучи внешне преданными режиму, призывают к проведению умеренной политики по отношению к Западу из-за своей материальной заинтересованности в этих отношениях. В ответ была начата кампания по деофшоризации, включавшая такую меру, как указ о запрете чиновникам иметь зарубежные финансовые активы.

Российские модели участия в международных отношениях также стали более оборонительными. Амбиции Москвы по расширению своего энергетического влияния в Европе сменились более узким акцентом на укрепление интеграции на постсоветском пространстве для консолидации российских позиций; отчасти это стало реакцией на влияние ЕС через механизмы Восточного партнерства, воспринимаемое Россией как экспансия. Российское давление на Украину по вопросу о вступлении в Евразийский экономический союз вместо подписания Соглашения об ассоциации с ЕС стало непосредственной причиной нынешнего кризиса в отношениях между Россией и Западом.

Этот кризис спровоцировал ослабление экономических связей России с западными странами по мере того, как обе стороны налагали санкции друг на друга. Знаменательным оказалось то, что впервые в постсоветский период Запад стремился ограничивать, а не поощрять российскую интеграцию в глобальную экономику, тогда как Россия впервые начала укреплять, а не ослаблять барьеры для своего участия в ней. Еще одной вехой стал провал суверенной глобализации – амбициозной попытки России примирить конкурирующие императивы международной интеграции и внутреннего контроля, глобализации и Realpolitik, могущества и изобилия.

Последствия

Перед каким выбором сейчас стоит Россия? Ей доступны четыре варианта, каждый из которых включает свой способ реакции на ключевой конфликт между экономическим процветанием посредством открытости миру и политическим контролем, осуществляемым государством силовиков.

1. Сохранение существующего положения. Этот подход имеет целью не разрешить противоречия текущей политики, но облегчить условия, которые их усугубляют, чтобы сделать более приемлемым нынешний курс. Данный вариант ориентирован на отмену западных санкций (сделав, к примеру, Россию незаменимым участником урегулирования сирийского конфликта) и на попытку укрепить нефтяные цены посредством более тесного сотрудничества с ОПЕК.

Эта политика, скорее, запутывает ситуацию, нежели предлагает выход. Даже если Россия преуспеет в реализации мер, диктуемых этим подходом (таких как снятие западных санкций), она не решит своих глубинных экономических проблем. Модель роста страны была неудачной еще до падения цен на нефть и наложения санкций на РФ. Этот путь не является долговременным ответом на вызовы, с которыми приходится иметь дело российской экономической политике.

2. Опора на свои собственные силы. Этот подход отдает предпочтение внутреннему контролю и великодержавной жесткости по сравнению с достижением процветания посредством глобализации. Экономически он означает импортозамещение, «патриотическое» сокращение расходов и даже предание анафеме некоторых западных продуктов посредством, например, их демонстративного уничтожения. В политическом плане это означает усиление давления на российскую оппозицию и озвучивание угроз в ее отношении.

Непонятно, однако, насколько такой курс может оказаться жизнеспособным. Российская экономика остается сильно зависимой от международных факторов, особенно от нефтяных цен. Российские экономисты продолжают предупреждать о неэффективности импортозамещения. Дальнейший экономический спад может вызвать массовое проявление недовольства, а также негодование по поводу коррумпированности элиты^[2].  

3. Интеграция за пределами Запада. Этот подход ориентирован на компенсацию спада в отношениях с Западом и эффектов санкций посредством выстраивания новых политических альянсов и экономических партнерств: в частности, партнерств в Азии и особенно союза с Китаем. Имея с этими государствами меньше чем с Западом политических разногласий или напряженности в военной сфере, Россия стремится к международной поддержке, или, по меньшей мере, к «пониманию» своей политики наряду с развитием торговли и поощрением инвестиций.

Экономический потенциал «азиатского поворота» России неясен. В то время, как большинство азиатских государств будет стремиться избежать выбора между Россией и Западом, мало кто поддержит Россию в том случае, если обстоятельства будут вынуждать сделать выбор. Экономические отношения с незападными странами вряд ли станут эффективной заменой тех крупных потоков западных торговли и инвестиций, от которых зависела Россия. Китай, к примеру, уже продемонстрировал жесткий прагматизм в отношениях с Россией по вопросу цен на газ. Его политика «Один пояс, один путь» углубит его участие в центральноазиатских делах и способна вызвать экономическую конкуренцию и политические трения с Россией.

4. Международная интеграция. Этот вариант противоположен обсуждавшейся выше опции «опоры на свои силы». Он предпочитает общее экономическое процветание внутриполитической повестке силовиков. При таком сценарии внешнеэкономическая политика управляется только перспективой роста благосостояния в результате международной интеграции. Это может сочетаться с направленными на превращение страны в более привлекательного партнера структурными реформами, что позволит России получать больше выгод от международной торговли и инвестиций. Критически важно то, что российские экономические отношения при таком подходе более не станут использоваться в качестве инструмента внешнего политического давления. В силу того, что данный подход присущ политике большинства государств, Россия в этом случае становится «нормальной» страной, а не государством с особой идентичностью или миссией.

Такая политика потребует фундаментального отказа от нынешних стратегии и мировоззренческих установок – по сути, ухода от принципов и практик суверенной глобализации. По меньшей мере неясно, насколько это политически осуществимо при нынешнем режиме.

С 2014 года российская политика соединяла элементы всех этих подходов за исключением последнего. Распространение Россией санкций на импорт из Турции показало сохраняющуюся готовность Москвы использовать экономические отношения в политических целях. При этом Россия активно поддерживает импортозамещение и, в то же время, привлекает инвестиции из ряда азиатских государств и торгует с ними.

Москва все еще ищет адекватный ответ на провал своей стратегии суверенной глобализации без отказа от тех принципов, на которых эта стратегия основана. Формирующаяся новая политика будет определять как перспективы внутреннего развития России, так и характер ее отношений с Западом.

(Более подробно см.: Nigel Gould-Davies, “Russia’s Sovereign Globalization Rise, Fall and Future,”Chatham House Research Paper, January 2016.)