Наследование власти — это, как правило, рискованная операция. Становлению наследственной аристократии в странах бывшего СССР мешает все сильнее проявляющийся конфликт отцов и детей
По пути Азербайджана
По мере того как лидеры постсоветских государств становятся старше, проблема преемственности власти переходит для них и их окружения в практическую плоскость. В самом деле, неизбежный уход «первого лица» (не важно, в силу каких причин и обстоятельств), как правило, влечет за собой крах персоналистских авторитарных режимов или их существенную трансформацию. Сами лидеры и их «ближний круг» воспринимают эту перспективу как заведомо неприемлемую и пытаются предотвратить такое развитие событий, в том числе и посредством наследственной передачи власти членам своей семьи.
Предметом зависти постсоветских политиков служит Азербайджан, где о кончине Гейдара Алиева было объявлено вскоре после того, как его сын Ильхам занял пост президента страны. Сходным путем могут пойти Казахстан и Белоруссия, где Дарига Назарбаева и Коля Лукашенко почти открыто считаются преемниками своих родителей-руководителей и готовятся к тому, чтобы в будущем сменить их на соответствующих постах. В Таджикистане президентскую администрацию не так давно возглавила дочь Эмомали Рахмона. Сложнее выглядит ситуация в Узбекистане, где Ислам Каримов, который вскоре вынужден будет передать эстафетную палочку лидерства, не так давно сменил свои симпатии со впавшей в опалу старшей дочери в сторону младшей.
Пока рано говорить, насколько успешными окажутся попытки передачи власти от «отцов» к «детям», но создание своего рода наследственной аристократии, способной монополизировать управление государством и экономикой на долгие десятилетия, наверное, служит мечтой стареющих постсоветских лидеров и их приближенных.
Все ценное — детям
В России крупные активы все чаще попадают в пользование родственникам чиновников. Сын секретаря Совбеза Николая Патрушева возглавляет Россельхозбанк, предполагаемый зять Владимира Путина Кирилл Шамалов стал владельцем крупного пакета акций «Сибура». Вероятно, в случае смены власти в стране их шансы сохранить, а тем более упрочить свои нынешние позиции выглядят сомнительно. Именно эти ожидания и риски могут вынуждать российский правящий класс к тому, чтобы попытаться передать власть по наследству.
Однако на деле такая передача власти сталкивается с проблемой легитимности, которая автоматически не передается от «отцов» к «детям». Если «отцы» —заслуженно или нет — смогли зарекомендовать себя в глазах элит и сограждан как успешные лидеры, создатели новых государств и наций, получавшие публичный мандат на управление государством, то у их «детей», за исключением семейных связей, нет особых оснований претендовать на то, чтобы возглавлять свои страны. Тем более сомнительно, что они как руководители окажутся успешнее своих «отцов».
Многочисленные исторические примеры свидетельствуют, что даже в монархиях наследование власти — весьма рискованная операция. В персоналистских авторитарных режимах передача власти по наследству очень редко оказывается удачной. Исследование американского политолога Джейсона Браунли показало, что «истории успеха», подобные династии Кимов в Северной Корее, вероятнее там, где авторитарные режимы опираются на стабильные партийные системы, укоренившиеся задолго до момента передачи власти. Но такое сочетание обстоятельств невозможно выстроить «по заказу». Поэтому гораздо более вероятен вариант, когда наследующие власть сыновья, дочери или зятья автократов оказываются неспособны удержать власть, сталкиваясь с сопротивлением как значительной части элит, так и своих сограждан.
Пример Башара Асада, который в отличие от своего отца — вполне успешного по мировым меркам диктатора — оказался не только не способен сохранить политический контроль, но довел свою страну до полномасштабной гражданской войны, фактически переросшей в международный конфликт, в этом смысле гораздо более красноречив.
Конфликт интересов
Не факт, что второе поколение постсоветских лидеров окажется всего лишь ухудшенной копией своих «отцов». Те, кто входит в возраст зрелости во втором десятилетии ХХI века, едва ли воспримут ностальгию родителей по СССР в качестве нормативного политического идеала: рынок настолько безраздельно доминирует в сознании вкусивших прелести богатства высокопоставленных «детей», что даже учившийся в Швейцарии Ким Чен Ын постепенно переводит сельское хозяйство Северной Кореи на хозрасчет.
Но готовы ли сами «дети» к тому, чтобы унаследовать власть в проблемных постсоветских государствах, вместо того чтобы безбедно жить в свое удовольствие на накопленные «отцами» рентные доходы в развитых странах? Ведь тем «детям», кто рискнет сменить родительские пентхаусы и виллы на родительские же постсоветские начальственные кабинеты, через некоторое время придется столкнуться с еще одним обстоятельством. Им предстоит иметь дело с согражданами, относящимися к тому же поколению, что и они сами, если не моложе. Многие из них вполне в состоянии составить конкуренцию высокопоставленным «детям» в борьбе за власть и ресурсы и отнюдь не готовы смириться с монополизацией власти наследниками нынешних лидеров и уж тем более с сохранением этой монополии вплоть до поколения «внуков». Поэтому отъезд на постоянное жительство за рубеж с выведенными в офшоры активами может оказаться наименее рискованной стратегией для «детей», даже несмотря на то, что она снижает шансы на сохранение власти «отцов».
Новый конфликт «отцов» и «детей» в отличие от классического романа обусловлен не только расхождением на уровне идей, но и различием их жизненных интересов.
