Как зародился сепаратизм в Донбассе? Когда были провозглашены Луганская Народная Республика (ЛНР) и Донецкая Народная Республика (ДНР) в начале апреля 2014 года, их происхождение было, мягко говоря, неясным. Их самоназначенные лидеры были мало известны. Организации, которые они представляли до 2014 года, можно благосклонно определить как политически маргинальные. Тем не менее поддержка сепаратизма в Донбассе стала расти. К тому времени, когда вооруженные боевики начали захватывать местные административные здания в начале апреля, их сопровождали значительные массы людей.
Несомненно, только меньшинство населения – 18% в Донецкой области и 24% в Луганской – поддержали захват зданий. Однако цели сепаратистов поддерживало более значительное меньшинство: 27,4% респондентов в Донецкой области и 30,3% в Луганской сообщали, что их регионы должны отделиться от Украины и войти в состав России; в то же время еще 17,3% и 12,4% уклончиво ответили: «Трудно сказать наверняка, частично поддерживаю, частично не поддерживаю». К весне и началу лета уже примерно одна треть населения поддерживала ДНР и ЛНР. Конечно, страх перед жестоким насилием, с которым могли встретиться те, кого молодчики ДНР и ЛНР сочли бы политическими врагами, может объяснить, почему некоторые люди сказали, что они поддерживают республики. И все же многолюдность демонстраций сепаратистов в сочетании с высказываниями участников этих событий дают дополнительное доказательство местной поддержки сепаратизма в ДНР и ЛНР.
Почему значительная, хотя и составлявшая меньшинство, часть населения Донбасса поддержала сепаратизм? Почему революция «Евромайдана» довольно быстро произвела глубокое чувство отчуждения среди многих жителей Донецка и Луганска? Понимание источников народного отчуждения не только прольет свет на явление сепаратизма в целом, но также имеет критическое значение для Украины, если она надеется в конце концов реинтегрировать Донбасс.
Я определяю ряд причин, по которым простые люди начали поддерживать сепаратизм, исследуя недовольство в Донецке и Луганске в конце 2013 и начале 2014 года. Мой анализ выходит за рамки одностороннего представления о сепаратистах как настроенных пророссийски, мотивированных только устойчивой пророссийской ориентацией, не меняющейся со временем, будь то по причине этнической или языковой идентичности или политической лояльности.
Политическая лояльность по отношению к России вероятно вносит свой вклад в поддержку сепаратизма, особенно среди тех людей старшего поколения, которые так и не приняли разрушение СССР и демонстрировали сильное чувство ностальгии по Советскому Союзу. Они идентифицируют Россию настоящего дня с СССР, и их верность России укрепилась, когда демонстрации на Майдане в Киеве сделали свой выбор в пользу Европейского союза. Как заявил Борис Литвинов, один из лидеров ДНР, считающий себя «верным коммунистом»:
За последние 23 года в Украине был создан негативный образ СССР. Но СССР – это не голод и репрессии. Это заводы, шахты, победа в Великой Отечественной войне и в космосе. Это наука, образование и уверенность в будущем.
Тем не менее для других жителей Донбасса поддержка сепаратизма не означала в первую очередь присоединения к России, но была вызвана различными материальными интересами или ощущением предательства со стороны Киева и остальной части страны, вдохновленной событиями «Евромайдана». В отношении материальных интересов я рассматриваю два вида недовольства:
1) заявления о дискриминационном перераспределении внутри Украины;
2) представление о негативных последствиях для экономического благосостояния от возможного членства в ЕС из-за политики жесткой экономии или отхода от торговли с Россией и Таможенным союзом Евразийского экономического союза (ТС ЕАЭС).
По части ощущения предательства со стороны Киева, я обсуждаю определенные события, связанные с «Евромайданом», включая:
1) осуждение Киевом спецподразделения милиции «Беркут», в котором служили многие из Донбасса;
2) отказ правительства отречься от крайне правых украинских националистов, что, как показал политолог Сергей Куделя[1], вызывает возмущение и страх;
3) попытка нового украинского парламента отменить закон о русском языке.
Я предоставляю доказательства в поддержку этих положений на основе анализа составленной мною базы данных о демонстрациях, прошедших в Донбассе – так называемом «анти-майдане» и пророссийских митингах. База данных была создана при использовании комбинации западных и местных (российских и украинских) сообщений прессы и видеозаписей. Темы, нашедшие выражение на демонстрациях, показаны на Графиках 1 и 2.
Дискриминационное перераспределение
Также как бастовавшие в 1993 году шахтеры, жаловавшиеся на то, что Донбасс субсидировал более бедные украинские области и получал взамен мало инвестиций, некоторые жители в 2014 году верили, что в качестве промышленного сердца Украины, их регион обеспечивал в бюджет страны вклад больший, чем этого требовала справедливость. Как показывают Графики 1 и 2, заявления о дискриминационном перераспределении (и по связанным с этим темам, таким как «Киев майданит, Донбасс работает») были высказаны на митингах как до, так и после устранения Виктора Януковича. Например, молодой рабочий на апрельской демонстрации сказал интервьюеру:
Донбасс всегда был промышленный район. Я работаю на заводе. Людей отправляют в бесплатное [так]. Людям не платят зарплаты, не платят премии… Объяснили, что у нас нет продукции, но на самом деле все эти деньги отправили в украинскую армию.
С похожей жалобой на митинге в феврале 2014 года выступила женщина средних лет: «Люди, которые стояли на Майдане, получают пенсии. Мы работаем на них!» К 2014 году вклад Донбасса в бюджет страны уже не был столь же велик, как раньше, и наоборот регион получал значительные субсидии из Киева. В сепаратистских движениях, однако, на мотивацию людей более влияет восприятие экономических условий, чем реальные условия. В Донбассе многие люди воспринимали свой регион как жертву несправедливого перераспределения, что способствовало росту ощущения отчужденности от остальной страны.
Таможенный союз против Европейского союза
На демонстрациях часто можно было услышать о поддержке Таможенного союза Евразийского экономического союза и о неприятии ЕС – проблема, которая спровоцировала протесты «Евромайдана». Значительное большинство в Донецкой и Луганской областях (72,5% и 64,3% соответственно) отдавали предпочтение вступлению в Таможенный союз перед вступлением в ЕС. Эти показатели были существенно выше (на 26—42%), чем в соседних областях восточной и южной Украины. Неприятие ЕС вероятно свидетельствовало об общей геополитической ориентации на Россию, но оно также указывало на убежденность в том, что членство в ЕС повредит украинской экономике и снизит уровень жизни людей. Некоторые жители, особенно имеющие фиксированный доход, возражали против мер жесткой экономии, которые ЕС потребовал бы ввести в Украине. Другие, как, например, промышленные рабочие, понимали, что вступление в Таможенный союз поддержало бы торговые связи с Россией и другими постсоветскими государствами и, как следствие, сохранило бы рабочие места и существующее положение вещей. Это было ключевой задачей, поскольку в Донбассе преобладали оставшиеся с советских времен угольная промышленность, металлургия и машиностроение – производства, которые менее конкурентоспособны на европейском рынке. Выбор Таможенного союза повторял одну из чрезвычайно популярных в 1994 году целей автономистского движения в Донбассе: полная интеграция в Экономический союз стран СНГ, за которую на народном референдуме проголосовало 91% населения Донецкой области и 89% населения Луганской. Когда основателя ДНР Павла Губарева прямо спросили, почему народ поддерживает сепаратизм, он перешел от обсуждения русских этнических и исторических составляющих Новороссии к подсчету рабочих. У элит, объяснил он, свои причины поддерживать сепаратизм, а что касается рабочих:
Если говорить о производственном секторе… то все люди очень отчетливо понимают, например, почему полностью остановился завод «Мотор Сич» [производитель авиационных двигателей]. [Он] остановился по причине, что Россия не покупает. … Конечно, они [люди] понимают, что если Запорожье не будет пророссийским, то они будут без работы, а это — многотысячный коллектив. То же самое касается других предприятий на бывшем Юго-Востоке Украины — Новороссии.
Беркут
Одна из причин появления у жителей Донбасса ощущения, что их предали и они стали чужими в своей стране, касается спецподразделения милиции «Беркут». Учредив его в 1990 году как элитное силовое подразделение для работы с массовыми скоплениями людей и борьбы с организованной преступностью, Янукович использовал его для силового подавления протестов «Евромайдана» в Киеве. В результате «Беркут» получил клеймо жестоких преступников. Однако в Донбассе их воспринимали как верных исполнителей своего долга. Репутация «Беркута» в стране имела особое значение для Донбасса, потому что многие его части происходили из Донецкой области. На демонстрациях апреля 2014 года перед толпой стояли матери и держали фотографии своих сыновей, убитых или раненых в кровавых столкновениях периода «Евромайдана», и толпы скандировали: «Беркут! Беркут!». После вытеснения Януковича украинское правительство расформировало это подразделение. Согласно ветерану «Беркута» из Донецка:
Просто предали. Как еще по-другому сказать? Если за 25 лет существования «Беркута» он выполнял все задачи. И вдруг его убирают, потому что кто-то решил, что они якобы действовали неправильно. И тогда мы возвращаемся к вопросу: вот там в Киеве это было неправильно, но если это было здесь, тогда это было бы правильно.
Утверждение другого человека, сочувствующего «Беркуту» и поддержавшего идею автономии Донбасса, выражает резкое чувство утраты и предательства со стороны не только Киева, но и всей остальной Украины:
У нас была страна, а теперь нет страны. Всей Украине на нас наплевать. Мы кто? Граждане или нет? Наших соотечественников оскорбляют, унижают. Они герои, а мы здесь быдло — рабочее быдло, которое должно работать и деньги отчислять в бюджет.
Украинский ультранационализм
Другой важный момент в формировании отчуждения среди жителей Донбасса вследствие событий «Евромайдана» касается восприятия нового правительства как охваченного украинским ультранационализмом. Многие на востоке Украины посчитали, что во время «Евромайдана» пользовалась успехом представление об исключительно украинской этничности украинской нации, характерное для одного из направлений политического дискурса страны в течении многих лет. Учитывая принципиальную роль, которую сыграли «Свобода» и «Правый сектор», новое украинское правительство не смогло осудить ксенофобские высказывания, в которых этнические русские выступали козлом отпущения для украинских проблем. Вместо этого правительство назначило бывшего лидера неофашистской партии, Андрея Парубия, главой Совета национальной безопасности и обороны. Тревога по поводу украинского ультранационализма очевидна во многих высказываниях демонстрантов, как, например, одной женщины, выступавшей на анти-майдановской демонстрации:
Вы слышали вчера какие речевки они кричали на Майдане, когда били этих незащищенных стариков, женщин, парней и детей? Они кричали: «Зиг-хайль! Рудольф Гесс! Гитлерюгенд! СС!» … Что сегодня делается у нас в стране? … Сегодня неофашизм распространяет свои щупальца по всей территории Украины.
Как доказывает С. Куделя, чувство страха радикализировало жителей Донбасса, которые наблюдали как националистические военизированные группировки осуществляли силовые захваты зданий и участвовали в столкновениях с милицией во время протестных выступлений по всей Украине. По словам одного молодого человека, выступавшего на митинге в Донецке в феврале:
«Правый сектор»… это просто нацисты, которые тренировались 10 лет, им некуда было выразить свою ярость, и сейчас мы, народ, просто пушечное мясо для них. …они [«Правый сектор»] прямо так и говорят: “Мы хотим уничтожить полностью всю Восточную Украину… У нас задача одна – сделать их рабами”.
Русский язык: формируют ли украиноязычные и русскоязычные политический блок?
И наконец, популярной темой сепаратистских митингов после отъезда Януковича стал статус русского языка. Русский – это основной язык в Донбассе, и многие протестные акции содержали требование сделать русский официальным государственным языком. Некоторые протестующие верили, что пост-майдановские власти в Киеве запретят русский – вероятнее всего потому, что новый украинский парламент одним из первых своих актов проголосовал за отмену закона 2012 года, предоставлявшего русскому официальный статус регионального языка. Это решение – несмотря на то, что оно было вскоре отменено – похоже, для некоторых протестующих стало знаком того, что дискриминационные меры против русских и русскоязычных неизбежны. Как утверждал выступавший на коммунистическом митинге в Донецке:
Теперь у нас власть, которая захватила, в Киеве, объявляет, что русский язык – это язык оккупантов. Это неправильно… Если кто-нибудь объявляет своей программой борьбу с руссификацией, то я считаю, что наша программа – это борьба с украинизацией, потому что нам лучше и удобнее и приятнее говорить на нашем родном языке.
Другой мужчина, защищая русский язык на митинге в Луганске, приписал более враждебные намерения Киеву: «Задавивши нашу культуру, они раздавят нас…»
Любопытно, однако, что данные опросов показывают, что недовольство по поводу русского языка не разделялось большинством русскоязычных в Донбассе: только 9,4% респондентов в Донецкой области и 12,7% респондентов в Луганской на вопрос «Что сегодня более всего вызывает у Вас тревогу?» ответили: «Навязывание одного языка». Аналогично, в опросе Международного республиканского института (МРИ) 74% респондентов в Восточной Украине (Донецк, Днепропетровск, Харьков и Луганск) ответили «определенно нет» или «не совсем» на вопрос «Чувствуете ли Вы, что русскоязычные граждане Украины находятся под давлением или угрозой из-за их языка?».
Этот разрыв между данными опросов и дискурсом некоторых демонстрантов в отношении русского языка, означает, что неуклюжая попытка Киева отменить закон о региональном языке была воспринята по-разному русскоязычным населением Донбасса: одни не придали ей значения, тогда как другие почувствовали угрозу. Языковая идентичность очевидно не превращается автоматически в недовольство по поводу языка.
Более того, фиаско проекта «Новороссии», которая была объявлена ДНР и ЛНР как федеративное государство, состоящее из восьми областей Украины, также предполагает, что культурные и этнические вопросы не нашли отклика у донбасских жителей. Доктрина Новороссии наиболее близко напоминает стандартную националистическую идеологию в своих исторических претензиях на определенную территорию и заявлениях об исконном населении (т.е. обитатели Новороссии населяли территорию до украинцев). Идею Новороссии можно проследить с маргинального интеллектуального движения начала 1990‑х, которое возглавлял профессор Одесского государственного университета Алексей Сурилов. Он был поборником учреждения Новороссии как этнического государства, доказывая, что жители южной Украины сформировали отдельный этнос – новороссы. Это движение требовало автономии в составе федеральной Украины, но не приобрело практически никакой народной поддержки. В 2005 году, когда оппозиционная группа «Донецкая Республика», лидеры которой позже учредили ДНР, снова попыталась пропагандировать создание республики, территория которой охватила бы юго-восток Украины, идея с треском провалилась. В нынешнем «возрождении» Новороссии другие города и области юга и востока Украины отказались участвовать. К маю 2015 года, через год после официального рождения Новороссии, ее лидеры официально объявили проект несостоятельным. Таким образом, в период бурных политических перемен, последовавший после «Евромайдана» и конфликта в восточной Украине, представляется, что этнические русские не объединились вокруг программы нациостроительства.
Заключение
Есть большие различия среди людей, обычно определяемых как пророссийские сепаратисты. Анализ недовольства, выраженного на демонстрациях конца 2013 и начала 2014 года указывает, что в то время как некоторые сторонники сепаратизма занимали пророссийскую позицию, основываясь на политической лояльности советских времен, другие были мотивированы более современными соображениями материального интереса, такими, как представления о дискриминационном перераспределении внутри Украины или обеспокоенность экономическим эффектом вступления в ЕС в противоположность Евразийскому Таможенному союзу. Массовое недовольство также появилось в ответ на специфические явления, развивавшиеся вокруг «Евромайдана», включая критику спецподразделения милиции «Беркут», предполагаемую поддержку Киевом крайне правых националистов и попытку Киева отменить закон о языковой политике, давший русскому статус регионального языка.
Однако данные опросов, показывающие, что большинство русскоязычных в Донбассе не были озабочены статусом русского языка, равно как и отсутствие поддержки проекта Новороссии, демонстрируют, что политики в Донбассе встретились с препятствиями в своих попытках прочертить границы между этническими русскими и украинцам и между русскоязычной и украиноязычной частями населения. Это указывает на то, что этнокультурные различия среди населения Донбасса не преобразовались спонтанно в политическое недовольство. И хотя эта тема заслуживает дальнейшего исследования, мы можем выразить осторожный оптимизм, утверждая, что разросшееся в Донбассе недовольство более открыто для диалога и политического воздействия, чем это принято считать.
[1] См.: Сергей Куделя. “Внутренние источники вооруженного конфликта на Донбассе.” Аналитическая записка № 351, сентябрь 2014 г.
