Состоявшийся в конце прошлой недели в Риге саммит «Восточного партнерства» (включает страны ЕС и шесть бывших республик СССР — Азербайджан, Армению, Белоруссию, Грузию, Молдавию и Украину) бессмысленно сравнивать с аналогичным мероприятием, прошедшим в Вильнюсе в ноябре2013 г. Два года назад в Вильнюсе были драйв, драма и ожидание прорыва. Рига проводилась в соответствии с бюрократическими канонами, когда все заранее понятно и расписано.
Но при этом рижский саммит стал саммитом здравого смысла и торжества реальности над дипломатическими красивостями, а это немалого стоит.
Достаточно взглянуть на основные решения.
Во-первых, было однозначно заявлено, что основным принципом работы ЕС со странами-партнерами становится дифференциация и индивидуальный подход. Вряд ли и раньше кому-то было непонятно, что невозможно объединить в один формат Украину, Молдавию и Грузию, подписавших с ЕС соглашения об ассоциации, с Арменией и Белоруссией, членами Евразийского экономического союза, и не желающим делать выбор Азербайджаном. Но бюрократия обычно хорошо умеет отрицать очевидное, и потому упорно предпринимались попытки играть с понятиями типа «разноскоростная интеграция» и «региональная синергия». Больше, стоит надеяться, этого не будет. Каждую страну будут оценивать по собственным заслугам.
Во-вторых, ЕС не дал партнерам никаких пустых обещаний. Речь не только о членстве в Союзе. Речь в еще большей степени об отказе понизить уровень технических требований по конкретным вопросам в угоду политическим факторам. Очевидно, что Украине хотелось получить конкретную дату предоставления ее гражданам безвизового режима поездок в ЕС, тем более что в условиях иммиграционного кризиса на средиземноморских рубежах Европы визовая стена на Востоке все больше выглядит анахронизмом. И тем не менее: сначала будьте добры обеспечить соответствие критериям. Представляется, что твердость здесь полностью оправдана. Нельзя, конечно, исключать, что потом Брюссель найдет новые причины для задержек, но пока не выполнены технические требования, рассуждать об этом нет смысла.
В-третьих, европейской дипломатии пришлось признать, что попытки добиться хотя бы показной демонстрации солидарности всего региона с одним из партнеров бесперспективны. Перед встречей Брюссель избрал тактику пряника. Он несколько месяцев обхаживал Минск, рассуждая о «прагматизме» и забыв о наличии в стране политических заключенных. В декларацию саммита была внесена умопомрачительная по своей неконкретности формула «действия против Украины и события в Грузии, начиная с2014 г.» Но Белоруссия и Армения все равно отказались осудить аннексию Крыма.
Означает ли все это, что правы те, кто говорит, что «Восточное партнерство» исчерпало себя? Если речь идет о рамочном формате, призванном постричь всех под одну гребенку и продемонстрировать активность, не решая проблем, то скорее да.
Однако дело в том, что риски, на которые эта инициатива должна была ответить с момента ее запуска в Праге в мае2009 г., только выросли, и выросли многократно.
Прежде всего, совершенно по-другому сегодня воспринимается в ЕС региональная роль России и будущее двусторонних отношений. Хотя «Восточное партнерство» и было задумано как реакция на российско-грузинский конфликт2008 г., но к весне2009 г. в Брюсселе договорились считать его досадным недоразумением, а берлинские фантазеры уже работали над «партнерством во имя модернизации России». Сегодня же в регионе общего соседства разворачивается неприкрытое геополитическое соперничество. И то, что европейские лидеры никак не могут признать это публично, ничего не меняет, поскольку так ставит вопрос сама Россия.
Иным стало и восприятие рисков, связанных с провалом реформ или ослаблением государственных институтов у стран-соседей. Если продолжать мириться с коррупцией, неэффективностью управления и недостаточным уровнем экономического развития, то регион – вне зависимости от геополитических факторов – будет все больше превращаться в источник вызовов безопасности.
Поэтому отступить, отгородиться, уйти из региона и тем более договориться с Россией о некоей новой «Ялте» ЕС просто не может. Наоборот, он по факту усиливает степень своей вовлеченности. В том же Вильнюсе Брюссель говорил, что способен предоставить Украине примерно 600 миллионов евро и не более, а в Риге ЕС уже без всякой помпы, дежурно, выдал ей кредит в 1,8 млрд., и это в дополнение к почти такой же сумме, выделенной в предыдущем году. При этом ЕС создает и механизмы контроля над расходованием средств, что опять-таки свидетельствует не о желании откупиться и успокоить совесть, но добиться результатов.
Таким образом, возникает определенный парадокс: реальная степень участия ЕС в делах Украины уже превышает ту, что задумывалась при запуске «Восточного партнерства». Поэтому вполне возможно, что российский МИД выражает обеспокоенность совсем не зря. Потому что на смену аморфному и вялому «партнерству» может прийти новая восточная политика ЕС, нацеленная на более энергичную поддержку преобразований в тех странах, которые к этому готовы, и видящая в конфликтных отношениях с Москвой грустную, но пока неизбежную реальность.
