Для разговора про российскую экономику на "Эхе Москвы" (20-00 с Евгенией Альбац) решил собрать несколько разрозненных мыслей разной степени важности.
(1) Стагнация последнего года, к которой мы шли давно – с весны 2012 темпы роста снижались каждый квартал – связана с долгосрочными проблемами (архаичный госсектор, коррупция, усиливающееся вмешательство "силовиков"). На "долгосрочность" указывают, среди прочего, низкая безработица и высокий уровень загруженности мощностей.
(2) Кстати, о темпах роста. Если взять средние темпы роста за последние пять лет (из таблицы ВБ) : -7,8 (2009) + 4,5 (2010) + 4,3 (2011) + 3,4 (2012) + 1,3 (2013) = 5,6. То есть среднегодовые темпы роста чуть больше 1% в год – в точности показатели "брежневского" застоя (при том, что мир рос около 2% в год). 2014 год даст, если хорошо, 0,5%, то есть среднегодовые показатели за 6 лет будут около 1% в год. Конечно, "брежневский" застой получался при рекордно низкой волатильности темпов роста, но и вообще у советской экономики после 1950-х была очень низкая волатильность темпов роста (пока она не сменилась катастрофическим спадом в 1990-м году). А "нормальный" застой в развивающейся стране в точности так и выглядит – то резкий спад, то так себе рост. С точки зрения будущих экономических историков, у нас уже шесть лет застой. (Не, ну кто бы мог подумать?)
(3) ЦБ банк, глядя на те же показатели, что и я, считает точно так же. Именно поэтому он проводит такую жёсткую денежную политику (в ноябре ключевая ставка поднята до 9,5%). Если денежной политикой помочь нельзя (в таких условиях смягчать денежную политику элементарно – можно просто снизить ключевую ставку), хотя бы нужно снизить инфляцию. Снизить инфляцию пока не удаётся – из-за "контрсанкций" и девальвации, но, конечно, у стагнации (и ожидающегося спада) дефляционный эффект, так что если жёсткая денежная политика продолжится, то инфляция в 2015 году упадёт.
(4) Продолжится ли жёсткая денежная политика в 2015 году – большой вопрос. С одной стороны – политическая воля у путинской администрации в этом отношении традиционно сильна и вместо увеличения госдолга или печатания денег ("мягкой денежной политики") сейчас сокращаются бюджетные расходы. (Впрочем, это, скорее, только усилит спад – потому что зарплаты бюджетников и пособия – гораздо лучше передаются в "совокупный спрос" – бедные тратят относительно большую часть дохода, чем разного рода крупные инвестпроекты, которые в значительной доле оседают на счетах владельцев бизнеса и чиновников). С другой стороны, "инфляционное лобби" – грубо говоря, все, у кого есть рублевые долги – растёт с каждым месяцем. Инфляция нужна закредитованным гражданам (их, впрочем, по-прежнему немного) и предприятиям. Банки тоже присоединились. Не исключено, что именно из-за этого инфляционные ожидания никак снижаются, позволяя инфляции быть 8% при постоянном количестве денег.
(5) Ставки на межбанковском рынке (всё это удобно смотреть на сайте ЦБ) очень высоки – тот же уровень, что в октябре-ноябре 2008-го (исключая пару дней вслед за банкротством Лемана). Понятно, что они и не могут быть низкими при такой ключевой ставке. Почему сейчас это не сопровождается таким катастрофическим падением производства и ростом безработицы, как осенью 2008-го? Отчасти потому, что сейчас плавающий курс ("номинальный шок вместо реального"), отчасти потому что сейчас стагнация уже почти год – и шли к ней, см. выше, давно. Конечно, для экономической деятельности важен, скорее, "реальный курс"="номинальный – инфляция", но и он пока высоковат (впрочем – см. выше, мешает не он).
(6) Плавающий обменный курс спас от финансовой катастрофы в августе 2014-го – понятно, что такого внешнего шока (падение цен на нефть, санкции + репутационный ущерб) не выдержали бы никакие резервы при фиксированном курсе. Более того, тот факт, что о де-факто "плавании" объявлено уже давно – в сущности в 2010-11, заставило банки и предприятия подойти к этому кризису гораздо более подготовленными в части валютной позиции, чем к кризису 2008.
(7) Финансовый санкции – ущерб для развития, а падение цен на нефть – большой ущерб для потребления. Разговоры про то, что курс плавающий и, значит, падение цен на нефть компенсируется выросшим курсом рубля (в бюджете получается столько же денег) маскируют, мягко говоря, суть дела. А суть дела в том, что 100 млрд. долларов (оценка министра Силуанова), не полученных российской экономикой – это на 100 млрд. долларов меньше станков, продуктов питания и т.п. – физические потери нашей страны и населения. Очень (до смешного) грубо – делим 100 млрд. долларов на 100 млн. человек, ещё пополам, потому что-то идёт на инвестиции и т.п., получаем потери потребления в 20-30,000 рублей на человека. Бедные теряют меньше по сумме, но больше как долю от всех доходов (потому что у них потребление большая часть доходов). Потери уже, не исключено, не меньше, чем в 2008-09, когда, по исследованию ЕБРР, больше 40% российских домохозяйств были вынуждены сократить потребление основных товаров.
(8) Началось ли "импортозамещение" – я бы сказал, что пока признаков этого нет. (Собственно, в сельском хозяйстве его и не могло бы быть в этом же году.) То есть в том, что выросли прибыли российских производителей, вопроса нет. Но вот, собственно, производство? Сергей Журавлёв пишет, что это, скорее, перемаркировка. И действительно – что, в какой-то "защищенной" отрасли зафиксирован рост занятости? опережающий, по сравнению с другими, рост зарплат? Рост производства без роста зарплат и перетока занятых из других отраслей возможен только при незагруженных мощностях + при возможности использовать эти мощности, не нанимая новых сотрудников. И где это было? То есть получается что-то примерно следующее: импортный хороший сыр исчез, отечественный заменитель подорожал – "богатые" (включая всех москвичей, скажем) переключились на отечественный, "бедные" более заметно снизили потребление. В итоге – всем потребителям стало хуже, прибыли производителей выросли.
