Россия и США резко сворачивают программы образовательного и культурного сотрудничества. Почему именно сейчас этого делать не стоит, рассуждает историк Иван Курилла.
Один из острых периодов холодной войны закончился подписанием в январе 1958 года советско-американского соглашения Лэйси-Зарубина («Соглашение между СССР и Соединенными Штатами Америки об обменах в области науки, техники, образования, культуры и других областях»). Вскоре после этого молодой пианист Ван Клиберн победил в Московском международном конкурсе им.Чайковского, а ансамбль Игоря Моисеева и балет Большого театра произвели впечатление на американских зрителей. В 1973 году, в период «разрядки», первые американские и советские ученые смогли вести исследовательские проекты в другой стране при поддержке программы Фулбрайта.
С начала перестройки и в годы реформ начались активные визиты простых граждан, студенческие и школьные обмены. В этот период Соединенные Штаты и американские благотворители вкладывали в построение инфраструктуры этих обменов заметно больше, чем Россия, переживавшая тяжелый экономический кризис. Но эти обмены были полезны для обеих стран: российские ученые смогли продолжать свои исследования в условиях резкого снижения финансирования, не уезжая из страны и не уходя в бизнес или государственные структуры; граждане обоих государств приобретали опыт общения друг с другом.
Вся эта инфраструктура научного, культурного и образовательного сотрудничества разрушается на наших глазах, причем демонтаж институтов идет с обеих сторон. Зимой 2014 года – еще до обострения двусторонних отношений в связи с украинским кризисом, – в США сократилось бюджетное и частное финансирование программ исследования и сотрудничества с Россией. В результате весной в Москве был закрыт офис Института Кеннана, летом прекратилась публикация журнала Pro et Contra, издававшегося Московским центром Карнеги. Российское же руководство с 1 октября прекратило деятельность программы FLEX («Будущие лидеры»), позволявшей школьникам в течение года жить в американской семье и учиться в американской школе.
Причины для каждого конкретного закрытия называются разные, но очевидно, что каждая из них решаема в рамках обычного дипломатического диалога и не требует прекращения долговременных программ. Почему же все происходит таким резким образом? Некоторые специалисты говорят о «возвращении государства» как основного, если не единственного действующего лица в международной политике. Государства показывают, «кто здесь главный», и сознательно рвут трансграничные связи; «космополитичный» характер современной науки и культуры противоречит задачам мобилизации. Состояние, приближающееся к холодной войне в отношениях между государствами, кажется, видимо, несовместимым с продолжением культурного и гражданского сотрудничества.
Сторонники теорий заговора видят в финансировании образовательных поездок чей-то злой умысел – заговор. Можно, однако, задаться вопросом: почему тогда всю эту инфраструктуру личных контактов, знакомств, научного сотрудничества, образовательных поездок российское правительство почти не поддерживало и в 2000-е годы, когда деньги на это в бюджете нашлись бы? Ведь личные контакты россиян и американцев способны развеять страшные мифы о России лучше, чем все старания канала Russia Today, а научное сотрудничество приводит к чаемому нашим руководством подъему российской науки и ее престижа в мире. И, в конце концов, если побывавших в США можно подозревать в симпатиях к этой стране, то почему было не вложить деньги в организацию встречного потока американцев в Россию?
Сегодня эти вопросы, очевидно, уже устарели: вместо расширения связей Россия и США встали на дорогу их свертывания. Не хочу подсказывать, но за закрытием всех программ российско-американского сотрудничества, созданных в 1990-е годы, вероятно, должны последовать программы времен «разрядки», разрыв соглашения 1958 года. А там уже недалеко и до символического демонтажа горячей линии между Белым домом и Кремлем.
Если же, однако, исходить из того, что никто – ни в Москве, ни в Вашингтоне – не планирует и не хочет начала войны между Россией и Соединенными Штатами, то в условиях ужесточения риторики, разворачивания экономических санкций и дипломатических боев на трибунах международных организаций задачей двух обществ должно стать именно укрепление, а не разрушение контактов на неполитическом уровне. «Санкции» в этой области неуместны, поскольку в сфере гражданского, культурного и научно-образовательного взаимодействия учет «выгод» и «потерь» устроен совсем по-другому: вы можете себе представить запрет чтения в России Эрнеста Хемингуэя и Марка Твена (или, в ответ, запрет на Толстого и Чехова в США)? А ведь закрытие программ обмена ближе именно к этому абсурдному запрету, а не к прекращению импорта окорочков или поставок микрочипов.
Именно эти образовательные и культурные контакты «привязывают» нас друг к другу и создают задел для будущего восстановления отношений. Это хорошо понимали политики времен холодной войны. Стоит задуматься и нашему поколению.