Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Владимир Гельман — о том, почему ложь и страх делают российский режим непредсказуемым.
В 1978 году французская исследовательница Элен Каррер д’Анкосс опубликовала книгу «Расколотая империя», где предсказала, что СССР распадется в 1990 году. Она считала, что в силу демографических процессов в Средней Азии страна может стать жертвой мусульманского бунта под знаменами радикального ислама. Хотя Советский Союз распался годом позже по совершенно иным причинам, Каррер д’Анкосс получила широкое признание, была избрана во Французскую академию, а позднее возглавила ее. Случайно «попав пальцем в небо», иногда можно угадать политическое будущее, но понять его логику куда сложнее, когда речь идет об авторитарных режимах. Специалисты сталкиваются с почти непреодолимыми барьерами при прогнозировании политических процессов, поскольку мало знают о реальном положении дел в автократиях, идет ли речь об СССР, сегодняшней России или Ближнем Востоке накануне «арабской весны». Почему эти режимы так непредсказуемы?
Фальсификация предпочтений
Любой прогноз, по сути, — это проецирование в будущее текущего положения дел с теми или иными поправками. Он исходит из того, что специалисты владеют хотя и неполной, но более или менее достоверной информацией, на основе которой можно сделать адекватные выводы. Но большинство автократий держатся на лжи и страхе. Не только правители лгут своему народу и окружающему миру, стремясь удержать власть как можно дольше: ложь пронизывает все звенья иерархии управления, побуждая к припискам и искажениям не только нижестоящих чиновников, но и простых граждан. Они боятся сообщать начальству истинную информацию, не без оснований опасаясь наказания, и это создает порочный круг — и власти, и граждане принимают решения на основании заведомо неверных сведений. Американский политолог Тимур Куран, анализировавший крушение хорошо знакомого Владимиру Путину режима в Восточной Германии, обнаружил эффект фальсификации массовых предпочтений: почти до самого последнего момента опросы жителей ГДР демонстрировали высокий уровень поддержки властей. Эти опросы подавали ложные сигналы и властям, и гражданам, убеждая их в том, что сложившемуся десятилетиями статус-кво ничто не угрожает. Но на деле восточные немцы долгое время держали своего рода «фигу в кармане», из-за страха скрывая и от властей, и друг от друга свои истинные предпочтения и отвечая на вопросы анкет в соответствии с официально одобряемыми нормами. Когда же режим зашатался, то граждане внезапно и почти одновременно достали эту «фигу» из кармана, продемонстрировав ее всему миру: смена декларируемых предпочтений повлекла за собой всплеск массовых протестов и падение Берлинской стены.
«Фальсификация предпочтений» характерна и для сегодняшней России: Кирилл Калинин из Мичиганского университета выявил, что более четверти российских респондентов в ответах на политически чувствительные вопросы анкет склонны не то чтобы заведомо врать, но проявлять неискренность. В свою очередь, российские власти, понимая эти риски, склонны возложить ответственность на социологов и заказывать массовые опросы не только «лояльным» центрам типа ФОМ или ВЦИОМ, но и таким организациям, как ФСО. Однако проблема лежит куда глубже: в условиях авторитаризма в болезнях общества оказывается виноват не «градусник», а организм, не доверяющий кремлевской медицине. Поэтому делать прогнозы на основании данных о состоянии общественного мнения — занятие довольно опасное.
