Профессор Колумбийского университета (США), политолог Александр Кулей (Alexander Cooley), в интервью RFI прокомментировал «сделку века» – газовый контракт между Россией и Китаем. По словам Александра Кулей, точные условия сделки между ОАО «Газпром» и китайской нефтегазовой корпорацией CNPC станут известны еще нескоро.
RFI: Как Запад, на ваш взгляд, отреагировал на то, что уже назвали «сделкой века» – газовый контракт между Россией и Китаем? В российских государственных СМИ звучало мнение, что этот контракт – просчет президента Обамы.
Александр Кулей: Эта сделка не имеет такого геополитического значения для Запада, для американских политиков в частности, какое она имеет для России. Энергетическая безопасность, энергетические поставки в политических кругах США рассматриваются как хорошая вещь, и даже увеличение поставок в Китай – это хорошо.
Геополитические подтексты появились, как мне кажется, только после начала украинского кризиса. Потому что совершенно понятно, что Путин должен был дать этот сигнал, что у него есть альтернативы Западу. Если Запад будет пытаться задвинуть Россию посредствам санкций, посредствам новой унифицированной энергетической политики со стороны Евросоюза, то тогда Путин может повернуться к Китаю.
RFI: Иными словами, украинский кризис подтолкнул Россию в сторону других рынков?
Александр Кулей: И да, и нет: возможность заключения этой сделки обсуждалась уже не первый год, лет 10 уже. Хотя мы много раз слышали, что вот-вот договор будет подписан, единственная проблема – это цена. Обе стороны были разрозненны в вопросе о цене. Китай хотел платить по ставкам Туркменистана.
RFI: Да, по низким ставкам.
Александр Кулей: Абсолютно верно. А Россия хотела, чтобы выплаты были по европейским ставкам. И Китай нажимал на рычаги среднеазиатского газа: вот то, что мы платим Туркменистану. Но за последний год произошло несколько изменений. Первое, это то, что Россия уступила Китаю в вопросе о маршруте – они хотели добывать газ на Алтае, западносибирская сеть, т.е. сохранять возможность поставки газа европейским клиентам, быть таким «всесторонним производителем».
Китай заявил, что у него нет такой заинтересованности. Они хотели, чтобы трубопровод пошел по восточносибирскому маршруту, который помог бы связать газовые месторождения восточной Сибири с Китаем. Если этот газ не пойдет в Китай, он не пойдет в Европу. Китай хотел именно этого, и он это получил.
Еще одна вещь, которую хотел получить Китай – повышение цены для потребителей внутри страны, тогда появляется смысл в импортированном газе. Потому что там из-за субсидий на энергетику – корпорация CNPC и китайские производители теряют в деньгах.
Но ответа на самый главный вопрос, мы никогда не узнаем. Китай будет иметь равные доли на некоторых месторождениях, в некоторых проектах? Они хотели иметь право собственности. И Россия крайне сопротивлялась любому иностранному присутствию на своих стратегических месторождениях.
И мы до сих пор не знаем точной стоимости газа по контракту, Алексей Миллер (председатель правления ОАО «Газпром») сказал, что это «коммерческая тайна». И мы также не знаем, что получил Китай в результате «побочных платежей»: какие доли, какие инвестиционные возможности. Все это вызывает вопросы, все слишком загадочно, особенно для «сделки века».
RFI: Каковы могут быть потери России от этой сделки, учитывая то, что им предстоит еще и «стройка века», помимо проработки элементов поставок газа по восточному маршруту. И строительство в России не всегда заканчивается в обозначенные сроки, как мы видели неоднократно. Так зачем, по-вашему, России этот проект, если во время его реализации есть риск финансовых потерь?
Александр Кулей: Елена, это абсолютно точно! Всю инфраструктуру, газопровод нужно будет строить. И временные рамки – 2018 год – слишком амбициозные. И потребуется инвестировать 50-70 млрд долларов, судя по всему. Китай может гарантировать предоставление 20 млрд из этой суммы. В течение длительного периода Россия ожидала предоплаты от Китая размером 50-40 млрд – это огромная сумма!
Проблема, с которой столкнулась Россия – это то, что у нее нет таких свободных денег, которые пошли бы на развитие этой инфраструктуры. И на международном рынке сейчас не так легко собрать нужную сумму. Так что это не просто энергетическая сделка, это еще и сделка по разработке проекта: финансы Китая будут использованы для субсидирования российской инфраструктуры.
Теперь вопрос, будет ли проект завершен вовремя, или деньги уйдут не туда, куда они предназначались, остается открытым. Но для президента Путина было чрезвычайно важным обезопасить подписание договора, даже если не все детали были проработаны до конца.
RFI: Если во время реализации газового контракта Москва тратит огромные деньги на разработку самого проекта, то зачем, на ваш взгляд, правительству еще и обнулять ставку налога на добычу полезных ископаемых?
Александр Кулей: Верно. Это способ не блокировать по цене, но предложить что-то взамен: обнуление налога, разного рода уступки, чтобы Китай все же пошел на подписание договора. Мне кажется, что мы еще в ближайшие недели, если не месяцы, не узнаем всю правду обо всех привилегиях – о предоплате, о побочных платежах, которые стимулируют их участие в контракте, о долях, которые им были или не были обещаны. Слишком много неясностей здесь.
RFI: Администрация президента США неоднократно говорила о недопустимости некоторых действий со стороны России. Мы видели первые точечные санкции, не самые, прямо скажем, страшные. У президента Барака Обамы существует какое-то четкое понятие о «красной линии» для России, которую она не должна пересечь, или нет?
Александр Кулей: Я, прямо скажу, не большой фанат того, когда публично обсуждаются «красные линии». Потому что если что-то является «красной линией», то она непереходима. И если «красная линия» была пересечена, то тогда вам нужно делать что-то невероятное. И это упоминание о «красной линии» в случае с Сирией – использование химического оружия там, или «красные линии» в случае с Крымом, потом, возможно, в случае вторжения на восток Украины.
Мне кажется, это не облегчает дипломатию, а связывает вам руки. Потому что вы вдруг выглядите как человек, потерявший кредит доверия. И потом все начинают обсуждать то, как США будут реагировать, вместо того, чтобы решать реальные проблемы.
Как вы сказали, то, что в настоящий момент пытается делать администрация Обамы, – это реагировать поэтапно. Они сообщают: Ок, первая стадия – мы введем санкции против конкретных людей – модель была взята с существующего закона Магнитского – и заморозим их активы и банковские счета, запретим въезд людям из ближайшего окружения (президента Путина, – прим. RFI).
Потом мы приступим к расширению санкций: включим в список ключевых стратегических лиц. И после, если Россия предпримет попытки военных действий и пойдет дальше на востоке Украины, тогда мы пойдем по пути секторных санкций – финансы, энергия, и, возможно, оборона. И это тот этап, которому противятся многие американские компании, и, абсолютно точно, многие европейские компании не хотят идти по этому пути.
Но важнее всего, какой будет геополитическая ориентация Украины по отношению к России, чем по отношению к Западу. И в этом горькая правда – в несимметричности интересов, я бы сказал. В плане международной политики США, да, есть люди, которые обвиняют президента Обаму в том, что он слабый, или в том, что им манипулирует Путин, он не может заставить Россию принять во внимание то, что уже было сделано.
Как вы знаете, у нас есть движение Tea Party (консервативно-либертарианское движение,- прим. RFI), и их взгляды на международную политику такие: «Мы даже не должны были вмешаться, так как это местные дела!». Так что здесь много разных мнений по этому поводу.
