Чтобы понять особенности нового раунда переговоров глав двух государств, необходимо совершить небольшой экскурс в недавнее прошлое, проанализировав итоги предыдущего общения Ильхама Алиева и Сержа Саргсяна. Нагорно-карабахский мирный процесс актуализировался под занавес прошлого года. В начале ноября 2013 года Баку и Ереван посетили сопредседатели Минской группы ОБСЕ, в результате чего была достигнута принципиальная договоренность о президентской встрече. Через две недели в столице Австрии Ильхам Алиев и Серж Саргсян встретились в восемнадцатый раз. Та их встреча не принесла никаких конкретных результатов. Однако сам по себе факт президентских переговоров уже можно было рассматривать, как прогресс, ибо они произошли после многих месяцев стагнации, сопровождавшейся «делом Рамиля Сафарова», президентскими выборами и взаимной жесткой риторикой.
Между ноябрем 2013 года и мартом 2014-го прошло всего несколько месяцев. Однако эта небольшая временная дистанция вместила в себя столько событий, что впору говорить о том, что Алиев и Саргсян увиделись друг с другом в совершенно иной исторической эпохе. Революционные потрясения на Украине и волнообразное развитие «крымского кризиса» привели к серьезнейшим изменениям на постсоветском пространстве. Фактически сегодня можно говорить о том, что СНГ как форма интеграции умерло, а Евразия перешла в иное состояние. Попробуем суммировать те перемены, которые случились за период менее чем полгода.
Во-первых, украинская история показала, что международный арбитраж сложнейших этнополитических конфликтов невозможен по причине того, что ведущие игроки мировой политики слаженным действиям и компромиссам предпочитают односторонность. Так было во время балканских войн в Хорватии, Боснии и Герцеговине и Косово. Так было в ходе противостояния в Южной Осетии в 2008 году и на Украине в 2014 году. «Игра с нулевой суммой» – вот главная идеология наших дней, определяющая ход и развитие мировой политики. Запад попытался сформулировать «европейский выбор» для Украины так, чтобы исключить возможность совмещения кооперации с ЕС с сотрудничеством и особыми отношениями с Россией. В свою очередь Москва в ускоренном порядке, без всякой оглядки на чье-либо мнение, исходя из одних лишь геополитических соображений, признала Крым (формально часть другого государства, что сама РФ признавала, и неоднократно) своей территорией. Если в августе 2008 года был создан прецедент пересмотра межреспубликанских границ, сформированных в постсоветский период, то в марте 2014 года был рожден другой прецедент. Речь о пересмотре статуса проблемного региона одного государства, который становится частью другой страны.
Во-вторых, «Беловежский мир» рухнул окончательно. Напомню, что из 14 статей Беловежского соглашения особую важность имела статья 5, в которой три подписанта (Россия, Украина и Белоруссия) выразили готовность признавать и уважать «территориальную целостность друг друга и неприкосновенность существующих границ в рамках Содружества». В то же самое время текст документа предусматривал «открытость границ, свободу передвижения граждан и передачи информации в рамках Содружества». Сегодня трудно сказать, в каком направлении будет развиваться постсоветская интеграция. Но при любом раскладе она не будет такой, какой мы ее знали до марта 2014 года.
Как прореагировали на эти изменения Баку и Ереван? Каждая из сторон пропустила украинские события и ситуацию вокруг Крыма через призму своих собственных интересов. Для Азербайджана Украина многие годы была надежным энергетическим и военно-техническим партнером. Обе страны входили в ГУАМ и имели непростые отношения с Москвой. Что касается НАТО, то и Киев, и Баку активно сотрудничали с альянсом, но каждый имел свои ограничители на этом пути. В случае с Украиной речь шла о низкой общественной поддержке (даже после фактической утраты Крыма 44% респондентов в этой стране выражали неготовность вступить в НАТО). В случае с Баку мы можем говорить о стремлении азербайджанского руководства осуществлять «политику качелей» и балансировать между Западом и своими соседями с юга (Иран) и севера (РФ). Отсюда и решение вступить в Движение неприсоединения (2011). Но не стоит сбрасывать со счетов и такой формат, как «криптоинтеграция» с альянсом. Так, Азербайджан является последовательным стратегическим союзником Турции (а эта кооперация предполагает военное сотрудничество, включая и подготовку офицерских кадров), которая имеет вторую по численности армию в НАТО. Таким образом, налицо укрепление натовских связей без формальных обязательств. Кроме этого, Киев и Баку всегда находили общий язык по такому вопросу, как территориальная целостность постсоветских республик и неприятие сепаратизма. Поэтому нет ничего удивительного, что Азербайджан поддержал Украину 20 марта 2014 года на заседании Комитета Совета Европы, осудив включение Крыма в состав РФ. Через неделю азербайджанская делегация поддержала резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН по Украине, фактически осуждавшую позицию Москвы по крымской ситуации. При этом официальный Баку ограничился в своих действиях символическими шагами, не желая ссориться с Россией. Эта линия азербайджанской дипломатии ненова: поддерживать территориальную целостность постсоветских стран (той же Грузии), не переходя «красные линии» в отношениях с Кремлем.
Как бы то ни было, а крымский вопрос разделил Армению и Азербайджан. Официальный Ереван, напротив, поддержал российский подход. В отличие от 2008 года, позиция армянского руководства была намного более определенной. Так, в ходе конфликта в Южной Осетии власти Армении не пытались давать однозначных оценок, воздерживались от того, чтобы солидаризироваться с той или иной стороной. Более того, уже после «пятидневной войны» Серж Саргсян принимал в Ереване Михаила Саакашвили, сам посещал Тбилиси, а лидеры двух закавказских республик даже награждали друг друга высокими орденами своих стран. В 2014 году в телефонном разговоре с Владимиром Путиным Саргсян выразил поддержку своему российскому коллеге. Затем после резкой ноты из Киева 21 марта представитель МИД Армении Шаварш Кочарян в беседе с послом Украины в Ереване подтвердил позицию лидера своей страны. И еще через 6 дней Армения поддержала в ООН Россию по крымскому вопросу, оказавшись в явном меньшинстве и став мишенью для критики в западных СМИ. Впрочем, у позиции Армении помимо такого резона, как союзничество с Россией, есть еще один не менее важный аргумент в пользу именно такого выбора. Ереван последовательно поддерживает право армян Карабаха на самоопределение, несмотря на отсутствие официального признания Нагорно-Карабахской Республики (НКР) Арменией. Внутри же самой НКР референдум в Крыму воспринимается, как прецедент, способный повлиять и на будущее самих карабахцев. Не случайно власти этого непризнанного образования практически сразу же после получения данных о голосовании на полуострове поспешили солидаризоваться с выбором крымчан.
Естественно, украинский фактор придал дополнительные риски в процесс нагорно-карабахского урегулирования. С одной стороны, он сформировал завышенные ожидания в Ереване и в Степанакерте. Автор настоящей статьи недавно побывал в столице Армении, где не просто принимал участие в конференции, но активно общался с экспертами, журналистами, рядовыми жителями Еревана, изучал соцопросы и наблюдал за выступлениями ереванцев по украинской тематике по ТВ и на радио. Среди множества мнений слышались слова надежды на присоединение НКР к России, а также о возможном использовании «крымского прецедента» для самоопределения карабахских армян. Многие люди искренне полагали, что благожелательная позиция руководства Армении (а действия РФ поддержало крайне ограниченное количество стран) заставит Кремль занять однозначную позицию и принять «армянскую правду». С другой стороны, многие жители Армении опасаются того, что концентрация мировой повестки на Украине может подстегнуть Баку к жестким действиям и попыткам взломать существующий статус-кво. «Миру будет не до нас», – резюмировал один известный ереванский эксперт в разговоре с автором. В Азербайджане же, напротив, «крымский прецедент» стал рассматриваться, как возможный инструмент для тотальной ревизии советских межреспубликанских границ, направленный и против интересов прикаспийской республики. Все это сформировало определенный «горючий материал», которого в нагорно-карабахском процессе и без того хватает […]
