Плодотворный взгляд на распад Советского Союза должен быть извне, но в то же время и изнутри, ибо множество важных составляющих советской жизни доступны лишь интуитивно, из повседневного личного опыта. Он должен включать в себя подробный микроанализ, потому что катастрофа такого масштаба — это прежде всего миллионы личных судеб (иногда успешных, в абсолютном большинстве — исковерканных), но в то же время давать внятные объяснения на макроуровне, поскольку без этого невозможно историческое ориентирование. Коротко говоря, Георгию Дерлугьяну, выпускнику Института стран Азии и Африки при МГУ и профессору Чикагского университета, такой синтез удался.
Дело не в национализме.
Книга «Адепт Бурдье на Кавказе: эскизы к биографии в миросистемной перспективе» построена на пересечении трех областей, которые обычно исследуют изолированно. Первая — биография Юрия (Мусы) Шанибова, главы Конфедерации горских народов Кавказа, известной, в частности, тем, что от ее имени северокавказские добровольцы воевали в 1992–1993 годах в Абхазии. Звезда Шанибова как политического лидера вспыхнула и погасла буквально в течение нескольких лет. До того как стать этническим лидером, он был преподавателем Кабардино-Балкарского госуниверситета, популярным среди коллег и студентов, но не сделавшим академической карьеры в брежневское время. До университета — районным прокурором. А до прокуратуры — «оттепельным» комсомольским активистом. Вторая — социальная и политическая динамика в СССР от Хрущева до Горбачева, в которой и проходил дрейф Шанибова от комсомольского активиста к кабардинскому националисту. Третья область — СССР и мир: что, собственно, помешало перестройке как проекту выгодного размена советской геополитической мощи на достойное место в мировой капиталистической системе? Почему то, что казалось поначалу прологом к чаемой зажиточной и свободной жизни, обернулось нищетой и несвободой на большей части территории рухнувшего гиганта?
Исследование было начато в одной парадигме, а завершилось в другой. Опыт распавшегося СССР дает огромный материал для работ по проблемам этничности, нациестроительства и национализма — поскольку многие (но далеко не все) кровавые конфликты на постсоветском пространстве интерпретировались их участниками и наблюдателями как «этнические». Привычным — и порочным — образом мысли стал тот, что СССР распался из-за своего этнического многообразия: тоталитарное государство сдерживало до поры противоречия между этносами, а чуть государство ослабло, все схватились за ножи. Дерлугьян парирует этот тезис — на самом деле до сих пор основополагающий в российской общественной мысли — простым до очевидности доводом. Если регион польско-советского пограничья, то есть Прибалтику и Западную Украину, сравнить с Кавказом, то мы увидим столь же, если не более кровавое прошлое. Взять хоть Вильнюс, бывший Вильно, где создатель независимой Польши Пилсудский завещал похоронить свое сердце. Взять тяжелые и долгие «контртеррористические операции» Советской армии и НКВД на Западной Украине. Казалось бы, здесь и должно было рвануть. Но именно в этой части бывшего СССР насилия на этнической почве не было.
Советский Союз распался не из-за регионального национализма и не из-за плохой бюрократии. Бюрократия была самой обычной, но, утратив террористический контроль над ней, государство и общество не смогли создать никакого другого […]
