Путин может быть и доволен нынешним состоянием, но все чаще склоняется к паническим атакам и чрезмерным реакциям на внезапные вызовы.
В отличие от предыдущего года, Россия входит в 2019-й с низкими ожиданиями и все более глубоким разочарованием в собственном шатком возрождении. В 2018-м, наоборот, в фокусе ожиданий был чемпионат мира по футболу, президентские выборы с предопределенным результатом и завышенные надежды на рост пенсий и социальных выплат. Эти надежды превратились в отчаяние, когда пенсионный возраст подняли на пять лет. Мрачный вид наступающего года стал еще заметнее после взрыва газа в Магниторске в канун Нового года. Погибли 39 человек. В то время как тлеющий конфликт с Украиной больше не генерирует никакой «патриотической» мобилизации, завершение процесса предоставления автокефалии Украинской православной церкви с подписанием томоса Вселенским патриархом Константинополя в православный рождественский вечер стало печальной вестью для многих россиян.
Внимание и переживания общества сейчас сосредоточились на внутренних проблемах. 57% россиян предполагают возможный надвигающийся экономический кризис, в то время как 32% так не думают. Президент Владимир Путин до сих пор настаивает на достижении экономического «прорыва», хотя его приказы и не могут отменить реальности стагнации. Иллюстрацией к этому служит прогноз Всемирного банка, который пересмотрел рост российской экономики в сторону понижения до 1,5%, хотя даже это выглядит в большей степени оптимистично. Инфляция после неспешного увеличения налогов ускорилась, а доходы домохозяйств продолжают сокращаться, опровергая ложноположительные официальные обещания. Одним из показателей, демонстрирующем особенно тревожный рост, является задолженность домохозяйств.
Западные санкции всегда служили идеальным средством обосновать российские экономические беды. США представлены как главный подстрекатель санкций. И провал в культивировании диалога с этой страной на высшем уровне стал одним из самых горьких разочарований в 2018 году, особенно после июльского саммита в Хельсинки. Полное отсутствие интереса американского президента Дональда Трампа, который он демонстрирует по традиционно ключевым вопросам контроля над вооружениями, не должно было бы удивить Путина и решение Белого дома выйти из Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности все же застало его врасплох. Путин ответил еще большим хвастовством и провозгласил испытания сверхзвуковой боеголовки Avangard лучшим подарком для россиян. Это вызвало у публики вялый интерес, одновременно распространив волнения по поводу новых санкций.
Путин был также удивлен решением США вывести войска из Сирии – отступление, на котором Москва давно настаивала, и никогда не ожидала увидеть. Одним из незамедлительных результатов стало обострение напряженности в отношениях, когда речь зашла о нелегком партнерстве России с Турцией. Москва также должна понять, как разделить тяжелую ношу поддержки Башара Асада с Ираном, и отдача от этой плохой инвестиции отнюдь не гарантирована. Главной движущей силой российской политики в Сирии всегда была более широкая геополитическая игра с США, и сейчас Москве остались местные ссоры, невыгодные обязательства и высокие риски.
На большом восточном фланге Москвы ее партнерство с Китаем остается ключевой инициативой Кремля – и особого прогресса не наблюдается. Стагнация российской экономики заставляет Пекин остерегаться и даже презирать проекты ведения совместного бизнеса. Недавно Китай отменил планы относительно принятия рубля как инструмента взаимных финансовых переходов. Москва с тревогой наблюдает за перипетиями в торговой войне между США и Китаем, и не находит опции, которые могли бы соответствовать ее интересам. Спазмы от этого конфликта усиливают замедление экономики Китая, что в ответ грозит деградацией российской экономики от стагнации к полномасштабной рецессии. Перемирие между Вашингтоном и Пекином, вроде нынешнего, подрывают ценность России как ключевого партнера для Китая. Зато Пекин не видит причины привлекать Москву к сложной интриге вокруг сомнительной денуклеаризации Северной Кореи. Зато Китай осторожно подстраивает следующую встречу между Трампом и Кимом.
Вопросом, который внезапно приобрел сенсационную интенсивность во время сезонного политического перерыва в России, стало возможное решение долгосрочного территориального спора с Японией вокруг Южных Курил. Именно японский премьер-министр Синдзо Абэ подал несколько сигналов о возможном решении этой проблемы уже в 2018 году после встречи с Путиным на саммите G20 в Буэнос-Айресе в декабре прошлого года. У Кремля очевидно есть рациональное политическое обоснование для прорыва в отношениях с Японией – это бы снизило ее все большую зависимость от Китая, и привело бы к некоторому сдвигу в вопросе санкций. Однако гнев в главном «патриотическом» электорате Путина достиг такого истерического максимума, что риски, связанные с любым компромиссом, стали бы чрезмерными. Российский МИД заявил, что Япония «грубо исказила суть договоренностей» между Путиным и Абэ, но не отменил визит министра иностранных дел Японии Таро Коно, который прибыл в Москву 1 января. Москва очевидно хочет продолжать говорить об этих островах, ожидая, что обещания возможной сделки дадут какие-то ощутимые дивиденды, и что Вашингтон начнет обращать внимание на эту деталь большой геополитической картины в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Отсутствие политической воли выйти из этого тупика перекрывает отсутствие решимости справиться с дорогой интервенцией в Сирию – и явно понятное отсутствие каких-либо хороших опций для перехода мертвой точки в экзистенциально важном конфликте с Украиной. Вместе все эти безнадежные запутанности оставляют Россию в политическом чистилище, где ее внешнеполитический выбор уменьшается в символическую отправку двух стратегических бомбардировщиков в Венесуэлу. Это затруднение может показаться менее серьезным по сравнению с шатдауном правительства США или брекзит-неразберихой в Великобритании. Российская пропаганда наверное эксплуатирует эти темы на максимально громком уровне. И собственное население России остается разочарованным отсутствием положительных внутренних изменений после четырех лет падения доходов. Для элит же пять лет президентства Путина могут означать только еще более произвольную перестановку, грязную борьбу и западные расследования происхождения их эвакуированных состояний. Путин может быть и доволен этим мрачным вырождением, но он также все чаще склонен к паническим атакам и чрезмерным реакциям на внезапные вызовы.
