Двадцать лет назад, 20 июня 1996 г., стали известны результаты первых в истории нашей страны свободных президентских выборов. Первый тур не выявил победителя, так как ни один из основных кандидатов не набрал необходимых 50% голосов: действующий президент Борис Ельцин набрал 35,3%, а коммунист Геннадий Зюганов – 32,0%. Во втором туре, который прошел через две недели, перевес Ельцина был значительно больше – 53,8% против 40,3%. Большую роль сыграл, очевидно, тот факт, что кандидат, занявший в первом туре 3-е место, – Александр Лебедь (14,5%) прямо поддержал Ельцина и даже успел согласиться занять важную государственную должность.
Как и в случае любого исторического события, запоминаются не «большие уроки», а мелкие детали. Например, за две недели, прошедшие между двумя турами, также произошла история, достойная второсортных детективов – и тем не менее произошедшая буквально в прямом телеэфире. Одна часть избирательного штаба Ельцина организовала арест представителей другой части этого же штаба. Ельцин уволил первых и поддержал тех, кто защищал вторых. О том, как это сказалось на результатах выборов, ничего толком не известно.
Среди других мелких деталей, сохранившихся в коллективной памяти, – «3%-ный рейтинг» Ельцина в начале 1996 г., хотя эти рейтинги подсчитывались социологами, лишь получающими свой первый опыт предсказания результатов президентских выборов. Реальные данные были не так однозначны: результаты референдума 1993 г. и парламентских выборов 1993 г. давали перевес Ельцину, 1995 г. – Зюганову. Результаты первых губернаторских выборов были скорее в пользу Ельцина.
Что сейчас, в 2016 г., является основными уроками президентских выборов 1996 г.?
Во-первых, в России могут быть проведены конкурентные выборы с действующим президентом в качестве одного из кандидатов. Несмотря на то что Ельцин имел некоторое преимущество в СМИ (ненамного большее, скажем, чем имеет действующий президент в странах с устойчивой демократией), у оппозиции, контролировавшей парламент, была возможность вести полноценную избирательную кампанию и был реальный шанс на победу.
Во-вторых, может так случиться, что нет никаких свидетельств серьезных, повлиявших на что-то фальсификаций (в отличие, например, от парламентских выборов 2011 г.) или преследований оппозиции (в отличие, например, от президентских выборов 2008 и 2012 гг., на которые представители оппозиции не были фактически допущены) и тем не менее значительная часть граждан остается жить с ощущением, что их обманули. Может быть, все дело было в первом серьезном демократическом опыте, который, конечно, подразумевает и возможность поражений.
В-третьих, выборы, даже оставившие такое послевкусие, оказались способны обеспечить легитимность тяжело больному президенту и его политике на протяжении следующих трех с половиной лет, не менее драматичных, чем первые четыре года его правления и уж, конечно, чем следующие 15 лет российской истории.
Коротко говоря, 1996 год учит нас, что настоящие выборы в России возможны, хотя это и трудно, и от них может быть большая практическая польза в сложное время.
